-- Вонъ, глядите -- Орелъ дѣвка пришла! Вотъ и ты, наконецъ, оттуда вернулась?.. Эва! и орла тащитъ съ собой!... Слышь ты, не померзли вы тамъ оба-то! Н-да, старикъ-то заставилъ васъ тамъ порядкомъ погостить!.. Да-ну, покажись, какая ты теперича стала?.. Эхъ, и похудѣла-же, и почернѣла, ровно-бы вотъ шнальзерскій пастухъ!.. Ага, стала тамъ, наверху-то, тише воды, ниже травы -- что?.. То-то, видишь, какъ хорошо супротивничать отцу!...
И такія злорѣчивыя привѣтствія раздавались и справа, и слѣва, пока дѣвушка шла, опустивъ глаза. Чувство стыда и горечи заставило ее сильно краснѣть... Въ самомъ дѣлѣ, горделивая Валли, дочь первѣйшаго богача, возвращалась домой, осыпаемая насмѣшками, оскорбленіями! А за что? Въ чемъ же она провинилась?.. И разгоралась въ ея груди непримиримая ненависть, а это чувство тяжелѣе гнѣва: гнѣвъ можетъ мало по малу улечься,-- но ненависть, свившая себѣ гнѣздо въ оскорбленномъ и крѣпко огорченномъ сердцѣ, быстро ростетъ, пуская цѣпкіе корни во все существо; ненависть -- это безмолвное, назойливо-постоянное проявленіе чувства безсильной мести.
Валли, не проронивъ ни одного слова, взошла на горку, на которой стоялъ домъ Штроммингера, гордо посматривая съ верху на всю деревню. Появленія ея никто не замѣтилъ, такъ какъ всѣ были въ полѣ; только одинъ глухой Клеттенмайеръ, коловшій около сарая дрова на зиму, увидѣлъ Валли, снялъ шляпу передъ дочерью хозяина и проговорилъ:
-- Да хранитъ тебя Господь Богъ!
Бросивъ котомку и освободившись отъ увѣсистаго Ганзля, дѣвушка протянула руку старику.
-- Ну, слышала, чай? Люккардъ-то -- а? спросилъ глухой.
Валли только кивнула.
-- Н-да, такъ-то вотъ, заговорилъ Клеттенмайеръ, продолжая колоть дрова,-- ужъ ежели кого Викентій не полюбить -- не угомонится до тѣхъ поръ, пока со свѣту не сживетъ!.. Желательно ему было-бы и меня вытурить: подмѣтилъ онъ, что я держалъ сторону Люккардъ... Забралъ онъ себѣ въ голову, что ежели-бъ тутъ никого не было, кто бы былъ за тебя, -- такъ ты бы меньше упрямилась. Да вотъ не съ чѣмъ ему ко мнѣ привязаться -- ну, онъ и даетъ мнѣ нарочно самую что ни есть тяжелую работу. Каждый день мнѣ приходится теперь цѣлый возъ дровъ наколоть... Совсѣмъ изъ силъ скоро выбьюсь! А мнѣ-то, изволишь видѣть, третьяго дня семьдесятъ шесть стукнуло. Викентій этого, значитъ, и добивается, чтобы сейчасъ сказать хозяину, что старикъ, молъ, никуда теперь не годится; либо ждетъ онъ, чтобъ я самъ отошелъ, когда ужъ силушки-то не станетъ... А куда я, этакой старый, сунусь?.. Ну, и надо жить тутъ!...
Валли, мрачная, нахмуренная, дала высказаться старику -- и затѣмъ, повернувшись, быстро направилась къ дверямъ дома. Ей захотѣлось взять тамъ хлѣба, вина и угостить Клеттенмайера. Но кладовая и погребъ были заперты на замокъ. Она прямо пошла въ кухню. Сердце дѣвушки болѣзненно сжалось... Вѣдь тамъ -- обычное мѣстечко Люккардъ, ей одной принадлежащее; старушка сейчасъ должна выйти къ ней навстрѣчу и спросить: "Ну, какъ живется-можется тебѣ? Чѣмъ попотчивать прикажешь? Какую работушку мнѣ дашь?"... Слова эти раздались въ ушахъ Валли, но -- увы, все это миновало, прошло!... Какая-то незнакомая приземистая дѣвушка сидѣла въ кухнѣ у очага и чистила картофель.
-- Гдѣ ключи? спросила Валли.
-- Какіе такіе ключи?
-- Отъ кладовой и погреба.
Новая кухарка дерзко оглянула Валли.
-- Эва какъ! Ужъ больно громко... Да ты кто такая?
-- Смотри -- и узнаешь, произнесла Валли гордо.-- Я -- дочь хозяина.
-- Хи -- хи -- хи! Проваливай-ка лучше отсюда. Хозяинъ не велѣлъ тебя пущать въ домъ. Ступай на задворки, тамъ и комната для. тебя припасена. Поняла?
Лицо Валли побѣлѣло, какъ у мертвеца. Такъ вотъ какъ ей придется жить въ родительскомъ домѣ! Она, Вальбурга Штроммингеръ, ниже послѣдней работницы -- и гдѣ же?-- у себя, подъ собственной, наслѣдственной кровлей!.. Это значитъ, что ее -- мало того что видѣть не хотятъ -- желаютъ еще осрамить, унизить, чтобы заставить покориться... Ее! Валли... Орелъ-дѣвку!... Самъ отецъ когда-то съ гордостью говорилъ, что такая дѣвушка десятокъ парней зй-поясъ заткнетъ!
-- Подай мнѣ ключи! прикрикнула она.
-- Эге! Вотъ это чудесно! Ужъ коли хозянъ велѣлъ, чтобы ты зажила тутъ чумичкой, такъ ужъ о ключахъ лучше тебѣ молчать. За домомъ я теперь смотрю и безъ приказу хозяина ничего тебѣ не дамъ.
-- Клю -- чи! гаркнула Валли вспыхнувъ.-- Я приказываю тебѣ!
-- Не можешь ты мнѣ приказывать -- не тебѣ я служу, а Штроммингеру. Въ кухнѣ, здѣсь, я хозяйничаю. Поняла? На то воля хозяина; ну, а ежели онъ дочь свою родную считаетъ ниже насъ, наёмныхъ работницъ -- такъ ужъ знаетъ за что это...