-- Н-да, кто другой, а ужъ твой Іосифъ можетъ быть и примѣромъ! ласково говорили крестьяне.
-- Ежели бы живъ-то былъ твой хозяинъ-покойничекъ -- ужь вотъ бы возрадовался! вздыхали женщины.
Кто-то изъ толпы вѣжливо бухнулъ:
-- Не вѣрится, право, не вѣрится, коли посмотрѣть на тебя, что молодчина эдакой -- твой родной сынъ!
Мать Іосифа самодовольно улыбалась.
-- Да, молодецъ онъ у меня, добрый сынъ, лучше и нѣтъ его, говорила она.-- А ужь, право, изъ-за его удальства-то я день-деньской все въ страхѣ, все въ страхѣ... Не хочешь думать, а сердце такъ и ноетъ, того и гляди -- принесутъ его ко мнѣ совсѣмъ разбитаго!..
Въ эту минуту на площадку вышло высшее духовенство. Разговоры прекратились. Толпа хлынула въ церковь вслѣдъ за дѣтьми въ бѣлыхъ передникахъ и пестрыхъ вѣнкахъ, явившимися конфирмоваться. Обѣдня началась.
Валли ничего почти не слышала; она объ одномъ только и думала -- объ Іосифѣ, что побѣдилъ медвѣдя, и о всѣхъ его чудесныхъ подвигахъ. А вѣдь хорошо быть такимъ силачемъ, такимъ отважнымъ! Всѣ-то уважаютъ его -- и нѣтъ ему равнаго! Неужели онъ не явится сюда, пока она въ Зельденѣ? Хоть-бы разъ взглянуть на него... Валли страстно желала этого.
Но вотъ и обѣдня отошла. Дѣтей благословили и отпустили. Вдругъ, на площадкѣ передъ храмомъ, раздались радостные крики: "Вотъ онъ! Вотъ! Съ медвѣдемъ!" Всѣ, бывшіе въ церкви, хлынули вонъ и бросились съ громкими привѣтствіями къ молодому охотнику, который шелъ черезъ лужокъ, въ толпѣ шнальзертальскихъ и винчгауэрскихъ парней. Молодцы были, что говорить, и шнальзертальцы и винчгауэрцы, но съ Іосифомъ никто изъ нихъ не могъ сравниться: ростомъ онъ былъ выше всѣхъ, а ужь красивъ какъ -- заглядѣнье! Просто -- сіялъ весь, какъ сіяетъ тотъ славный витязь -- Св. Георгій, что въ церкви. Черезъ плечо у него была перекинута медвѣжья шкура; страшныя лапы звѣря висѣли на широкой груди Іосифа. Гордо шелъ онъ, въ осанкѣ его было что-то царски-величавое; другіе два раза шагнутъ, а онъ -- разъ, и глядишь -- впереди всѣхъ. Хваламъ и ликованіямъ конца не было, какъ будто это шелъ не простой стрѣлокъ, а царская особа въ костюмѣ охотника. Кто несъ его ружье, кто тащилъ фляжку -- и всѣ парни были подвыпивши; они галдѣли, орали, пѣли -- только Іосифъ шагалъ спокойно, трезво. Смиренно приблизился онъ къ духовенству, которое только-что оставило храмъ, и снялъ шляпу, украшенную вѣнками. Гость-епископъ осѣнилъ Іосифа крестнымъ знаменіемъ и произнесъ:
-- Сила Господня была въ тебѣ, сынъ мой! Онъ, Всевышній, помогъ тебѣ -- и ты содѣлалъ то, что другіе не могли совершить. Люди должны тебя поблагодарить, а ты поблагодари Господа Бога!
Женщины до того умилились, что ужъ всхлипывали, и у Валли глаза что-то заслезились... Да, вотъ теперь только она почувствовала какое-то умиленіе, чего въ церкви съ нею не случилось: она увидѣла, какъ подъ благословляющей рукою епископа склонилась голова молодца-охотника.
Епископъ съ своей свитой удалился.
Іосифъ прежде всего спросилъ:
-- А матушка гдѣ-же? Развѣ она не тутъ?
-- Тутъ! Вотъ я!..
И мать бросилась въ объятія сына.
Крѣпко обнялъ ее Іосифъ и проговорилъ:
-- Слушай, родная, только ради тебя одной горько мнѣ было-бы пропасть, не вернуться сюда! Какъ-бы ты была безъ меня? Нѣтъ, не хотѣлъ-бы я умереть, не оставивъ тебѣ куска хлѣба!
Эхъ, вѣдь какъ хорошо онъ это сказалъ! Валли овладѣло какое-то странное чувство: она почти позавидовала матери, которая блаженствовала въ объятіяхъ любящаго сына. Валли видѣла, какъ эта женщина нѣжно прильнула къ богатырской его груди. Толпа радостно весело глядѣла на такую картину... Что-то непонятное творилось въ сердце молодой дѣвушки...
-- А-ну-ка, разсказывай теперь, какъ это ты съ медвѣдемъ-то порѣшилъ! загалдѣли мужики.
-- Ладно, почему не разсказать, хе, хе! усмѣхнулся Іосифъ и бросилъ на землю шкуру медвѣдя, -- на-те, молъ, вамъ -- смотрите!
Тутъ еще плотнѣе окружили его, а трактирщикъ тѣмъ временемъ выкатилъ на площадку бочку наилучшаго своего пива, такъ какъ послѣ обѣдни слѣдовало горло промочить, потому что случай-то больно важный вышелъ; ну, а гдѣ-же всѣмъ помѣститься въ трактирной коморкѣ?..
Нечего и говорить, какая толпа мужчинъ и женщинъ окружала Іосифа, разсказывающаго о своемъ подвигѣ; молодежь, чтобы лучше видѣть, повскакала на скамейки, а нѣкоторые сидѣли уже высоко на древесныхъ вѣтвяхъ; Валли -- ужъ конечно первая -- взобралась на пихту. Мѣстечко выбрала она чудесное -- такъ таки прямо въ лицо разсказчика и уставилась. Двое-трое позавидовали ей и возымѣли намѣреніе спихнуть ее оттуда, но Валли уперлась. Споръ и шумъ на пихтѣ привлекъ вниманіе Іосифа; блестящіе улыбающіеся глаза его остановились на секунду на лицѣ Вальбурги -- и ей опять показалось, когда онъ поднялъ голову, что на нее глядитъ пресвѣтлый витязь Георгій... Дѣвушка почувствовала какъ кровь хлынула ей въ голову -- и страшно ей стало почему-то, а сердце такъ и колотилось въ грудную стѣнку, славно выпрыгнуть хотѣло. Такого испуга она и не знала до сихъ поръ и не могла понять -- чего-же собственно она испугалась?.. Изъ разсказа Іосифа Валли улавливала только отдѣльныя фразы, потому что въ ушахъ у нея звенѣло -- и одна мысль не давала ей покою: а-ну какъ онъ опять посмотритъ?.. Она не могла рѣшить: желать-ли ей, чтобы онъ взглянулъ на нее, или... нѣтъ, не желать -- страшно!.. И когда Іосифъ, продолжая свой разсказъ, снова глянулъ на нее -- Валли живо отвернулась, вспыхнула, ей стало вдругъ стыдно, какъ будто словили ее на нехорошемъ дѣлѣ. Что-жъ, можетъ быть, глядѣть на него не годится... нельзя?.. Пожалуй, что и такъ. А вѣдь трудно, просто невозможно не глядѣть -- и она глядѣла въ оба, причемъ дрожь пробирала ее при мысли:-- ну, какъ онъ замѣтитъ?.. Но пресвѣтлый Георгій не замѣчалъ ея взглядовъ... Да и станетъ-ли онъ интересоваться дѣвчонкой, взобравшейся на дерево?.. Если онъ и посмотрѣлъ на нее раза два -- то вѣдь такъ мелькомъ смотрятъ и на бѣлку какую нибудь... Подобныя мысли толпились въ головѣ Валли, и какъ-то странно больно сжималось ея сердце. Но никогда еще на душѣ у нея не было такъ ясно; сегодня, въ первый разъ, она ощущала какое-то небывалое блаженство... Если-бы ей пришлось дорогой выпить вина -- она, пожалуй, подумала-бы теперь, что вѣрно сильно охмѣлѣла. Кровь бурлила въ ея жилахъ, чувство страха не покидало ее... Четки такъ и прыгали въ рукѣ ея, а четки были новенькія, красно-коралловыя съ изящнымъ крестикомъ изъ чистаго серебра. Это былъ подарокъ по случаю конфирмаціи. Вдругъ отъ сильной встряски и быстраго верченія снурочекъ лопнулъ, и красные шарики посыпались съ дерева -- словно кровавыя слезы брызнули у пихты. Внутренній голосъ прозвучалъ въ Валли: "Скверный знакъ! Люккардъ не любитъ, когда что-нибудь разорвется, особенно ежели въ время разрыва въ головѣ дума сидитъ"...