Над мачтами кораблей кружат чайки. Пахнет смолой, оливками и соленой рыбой. В гавани много людей. То тут, то там слышится незнакомая речь, орут грузчики, грохочут якорные цепи. На палубах сушится матросское белье. И всюду солнце! Жаркое, золотое. Ну, вперед, Кармела, шагай смелее! Вот и старая башня.
Скрипит железная дверь.
— Здесь ли живет синьор Артуро Джолатти? — как можно вежливей спрашивает Кармела.
Никого. Стены башни пахнут пылью и паутиной.
— Синьор Артуро Джолатти?
Наверху вспыхивает луч карманного фонаря, осветивший ржавую винтовую лестницу, и раздается голос:
— Кто спрашивает Джолатти?
— Я, Кармела.
— Кармела Моранди?
— Угу… Я…
— Поднимайся.
Но Кармела стоит внизу, в нерешительности. Конечно, она свалится вниз и разобьется. Ну что же, это, пожалуй, и лучше. Никто не будет больше кричать, что она сестра каторжницы…
Потом Кармела благополучно взбирается наверх. Пол башенной площадки выстлан пластами пробки. В углу стоят ведро с водой, чугунная сковорода и керосиновая печка.
Джолатти приветливо улыбается. Улыбка очень идет к его смуглому худощавому лицу. С виду он ничем не отличается от других моряков — такой же крепкий, обветренный.
— Ну вот и ты, Кармела! — говорит он так, словно давно знает ее. — Я слышал, тебя во дворе дразнят. Верно?
— Верно. Мне нет житья…
Улыбка сходит с лица матроса. Он внимательно глядит на девочку в стоптанных сандалетах и как-то странно шевелит губами.
Он понимает, что Кармела не в меру впечатлительна. Насмешки во дворе сделали ее пугливой и нелюдимой.
— Разве никто не может вступиться за маленькую Кармелу? — спрашивает Джолатти. — Разве у тебя нет друзей?
— Есть, есть… И чистильщик котлов Луиджи… И веселый Энрико, юнга… Только я не просила… Кому приятно защищать сестру каторжницы?
— Кармела, твоя сестра славная девушка!
— Отчего же она в тюрьме?
Вопрос не нравится Джолатти: он строго глядит на Кармелу.
— Вот видишь, эти руки тридцать лет держали штурвальное колесо, — говорит он Кармеле, — все ветры морей и океанов мои друзья! Ну, можно мне не верить? Да, твоя Сильвия — честная!
— Я верю вам, Артуро Джолатти… — не сразу соглашается Кармела. — Верю… Но, скажите, разве Сильвия Моранди не сидит в тюрьме?
Джолатти становится рядом с Кармелой и, задумавшись, достает из внутреннего кармана письмо в зеленом конверте.
— Это письмо я тебе сейчас прочту, только стой смирно, не перебивай и не размахивай руками.
— Я буду молчать. Письмо от Сильвии? Да? Угадала? Молчу, молчу…
Но Кармела никак не может сразу успокоиться. Сейчас все станет известно о сестре. Да, видно, она и впрямь честная… Как же она, Кармела, могла думать иначе? Отчего она не верила тетушке Барбаре?
Артуро Джолатти вытаскивает письмо из конверта.
— «Кармеле Моранди в Генуе. Пишет Сильвия Моранди.
Прости Сильвию за то, что не писала тебе долгое время. Моя жизнь скверно сложилась в Африке. Ты знаешь, там, в Кейптауне, умер Пьетро. Он служил на китобойном судне „Балена“ и простудился в южном океане. Отчего же я не вернулась домой? Я не могла, потому что все свои сбережения истратила на мраморный памятник Пьетро…»
Бедный, он всегда был веселый, шутил и пел песни, — глядя на далекие паруса, говорит Кармела.
— Да, верно, Пьетро еще и здесь кашлял, а ледяные штормы совсем убили его. Он не мог устроиться в Генуе… Ну ладно, слушай… «Кармела, я ночевала в гавани и ничего не ела. Начались дожди, и, может быть, твоя Сильвия лежала бы рядом с Пьетро на кладбище… Да вот один грузчик-негр, который возвращался с ночной смены домой, обратил на меня внимание. Он привел меня в негритянский квартал, больную. Его дочь, Диана, две недели ухаживала за мной. Я крепко с ней подружилась и очень жалела, когда она уехала в Дурбан, к своей матери.
Я служила в пекарне, на железной дороге, в прачечной, а потом стала певицей. Об этом Барбара рассказывала тебе, Кармела. Я даже сделалась знаменитостью. Кейптаунские газеты писали: „Певица Сильвия Моранди — звезда первой величины“… Но денег у „звезды“ было немного. Мой импрессарио Ральф Мориссон все забирал себе, а мне нужно было красиво одеваться и жить в гостинице. Все же я кое-что собрала и послала отцу и Барбаре. Она писала, что купила тебе новое платье, сандалеты и серебряные сережки…»
— Ах, Артуро Джолатти, об этом не читайте, пожалуйста, не читайте! — вся залившись краской, просит Кармела. — Мне стыдно, что я так думала о ней…