Но в полдень Джованни был уже на ногах: первым делом он решил, что орлу мало света, и, ловко орудуя ножом, выдернул из плетеной корзины половину прутьев. Орел даже не пошевелился. Лишь птичьи глаза настороженно следили за руками мальчика.
— Не бойся, — сказал Джованни, — никто тебя не обидит. Верно, Антонио?
— Верно, — подтвердил Антонио.
— Антонио, скажи, кто ранил орла?
— Вчера я слышал выстрелы на вилле… Пожалуй, орел всю ночь просидел в траве, а потом взлетел, потому что обрадовался солнцу…
Дул теплый ветер и приносил со стороны Этны аромат лимонных плантаций. Синева моря слепила, и на горячем песке сверкали маленькие, словно добела раскаленные солнцем ракушки. Сидя на пороге барака, Антонио латал свою рваную рыбацкую рубаху. Вдруг, что-то вспомнив, он неодобрительно покачал головой:
— Вернись-ка, сынок, на койку.
— Нет, не вернусь! — заупрямился Джованни. — Мне долго болеть нельзя. Вы возьмете другого на мое место…
— Это так, — с грустью согласился Антонио. — Вот и мне придется скоро уйти. Да, Джованни… А могло быть иначе. Будь у нас настоящее судно, мы бы заработали кучу денег. Я бы ушел на покой.
Антонио с досадой махнул рукой, замолчал, сосредоточив все свое внимание на игле.
— Антонио, орел голодный, — сказал Джованни.
— Нужна дичь. Может быть, поймать молодую чайку?
— Мне жалко чайку.
— Тогда он умрет. Ты знаешь — у нас нет мяса.
Джованни вдруг весело подмигнул старику:
— Дай мне леску с маленьким крючком и насади на него шарик из хлеба.
— Это можно, — добродушно согласился Антонио. — Ну и хитрый же ты мальчишка! Не собрался ли ты ловить полевых мышей?
— Угадал, Антонио!
Орел поправлялся.
Он часами глядел на солнце, весь напрягаясь и расправляя, как для полета, крылья. Но лететь он еще не мог: правое крыло, пробитое дробью, заживало медленно.
— Погоди, не волнуйся! Ты у нас в неволе не засидишься, — говорил Джованни.
Он ловил для него полевых мышей, но вскоре, к удивлению рыбаков, орел стал есть хлеб — правда, сначала недоверчиво, а потом все смелее.
Рыбаки назвали орла Амико.
В конце августа (к этому времени ждали подхода макрели) с утра налетел юго-восточный ветер и развел на море крутую зыбь. Рыбачью лодку пришлось вытащить на берег, почти к самому бараку. Джованни нравились штормовые дни. Рыбаки отдыхали: кто сидел возле костра, кто занимался стиркой белья; другие курили крепкий табак и рассказывали интересные истории.
Алессандро Бадальо сражался в партизанском отряде «Стелла Росса», а об этом стоило послушать. Эмилио Фарини, красивый молодой рыбак, родом из Трапани, спас этой весной двух человек с «Сардинии» — танкера, загоревшегося в виду Катании. А Филиппо Рассели? Он когда-то был отличным стрелком — дважды попадал в подброшенную вверх шляпу. Но когда Филиппо послали в Африку убивать абиссинцев, он не попал ни в одного из них, словно его снайперская винтовка была сделана из кровельной жести…
Шторм грозил затянуться, и рыбаки приуныли. Если они пропустят макрельные косяки, все с пустыми карманами вернутся домой. Рыба уйдет через Мессинский пролив к берегам Палермо. А туда им не добраться. У них не было ни парусника, ни сетей: все приходилось арендовать у рыботорговца Аттилио Мартини.
Море не баловало рыбаков. Две-три корзины анчоусов — обычный улов артели. В полдень рыбу доставляли в лабаз синьора Мартини. Он забирал половину улова за невод и лодку, а за остальную рыбу платил по самой низкой цене.
Лабаз находился в шести километрах от барака, на скалистом берегу, так что в ветреные дни приставать к причалу было опасно. При лабазе имелась лавчонка, где отпускались в кредит соль, хлеб и табак и даже бразильские мясные консервы.
Свой долг Аттилио Мартини каждый рыбак записывал на листе плотной бумаги и хранил в вещевом мешке. Такие мешки висели в бараке над каждой койкой. И чего только не было там! Коробки с табаком, бритвы, старые башмаки, гребни, испорченные зажигалки и непременно одна какая-нибудь ценная вещь — свитер из австралийской шерсти или новая великолепная шляпа.
В мешке рыбака Луиджи среди рваной одежды хранились амулеты — бронзовая фигурка попугая и золотое кольцо в виде дракона. Но Луиджи не везло, не везло всю жизнь. Долгие годы он искал счастья в далеких краях, был китобоем, работал в угольных шахтах и вернулся на родину с больными легкими и мутными, воспаленными глазами. А в мешке Бенито, самом тощем из всех мешков, хранятся лишь колода карт и кинжал с рукоятью из слоновой кости.