Волна битва вынесла на Ярополка аланского царя Гоара — рослого воина в железном панцире и остроконечном шлеме. При виде молодого князя чернобородое лицо озарилось хищной усмешкой — пришпорив коня, алан ринулся навстречу Ярополку, занося меч и второй рукой раскручивая на цепи увесистую гирьку-кистень . Оба всадника сшиблись — и Ярополк едва успел вскинуть щит, ловя на него удар кистеня. Тупая боль разлилась по левой руке, бессильно повисшей, словно плеть, и Ярополк чуть не выронил щит, второй рукой отражая удар меча. Новый удар чуть не вышиб его из седла — Ярополк пошатнулся, откидываясь назад и алан, уверенный в том, что с мальчишкой уже покончено, метнулся вперед. В последнем отчаянно рывке Ярополк повернул коня — и удар, предназначавшийся самому юноше, пришелся вскользь на шею несчастного животного. Пока алан пытался выдернуть застрявший в лошадиных позвонках клинок, Ярополк метнулся в отчаянном рывке — и черный меч вонзился прямо в распахнутый в воинственном крике рот, разом снеся полчерепа. Алан повалился, брызжа кровью и мозгами, тогда как Ярополк, соскочив с гибнущего скакуна, перескочил на аланского коня и, пришпорив его, вновь устремился в самую гущу схватки.
Меж тем мар Ормаз все же развернул согдийцев с тропы и, ломясь сквозь лес, устремился к реке. Почти сразу в уши ему ударили крики и конское ржание — некоторые всадники с разбегу угодили в вырытые по обе стороны тропы волчьи ямы, с утыканным заостренными кольями дном. Впрочем, другие согдийцы прорвались, попутно зарубив несколько десятков славянских лучников, что не успели убраться с дороги хазарского войска. Мар Ормаз вознес хвалу Отцу Величия, Первочеловеку и всем богам светлых эонов, когда перед ними открылась широкая тропа, в конце которой, сквозь редкие деревья, блестела лента реки. «Краснознаменное» войско устремилось туда — и Мар Ормаз едва удержал коня, отчаянно вопя скачущим за ним согдийцам остановиться. Все они оказались на большом обрыве, нависшем над Ворсклой. На другом берегу джавли-бек увидел сражавшихся угров, алан и печенегов, сразу отметив, где его войско может быстро спуститься, чтобы одним ударом обернуть сражение в пользу хазар.
Но тут случилось то, что не могло привидеться в самом жутком из кошмаров.
Обрыв, на котором стояли согдийцы, вдруг содрогнулся, встал на дыбы, словно норовистая лошадь, и со страшным шумом осыпался в воду. Крики и ржание людей, заваленных комьями глины, перекрыл оглушительный рев — и перед взором пораженных согдийцев предстало жуткое чудовище. Словно весь обрыв, поросший кустами и мелкой растительностью ожил, обернувшись безобразным великаном из грязи и глины. Могучие лапищи крушили хребты коням, разрывали на части людей, давя их в ярко-красную кашицу и запихивая в огромный рот. Стрелы и копья не могли сразить это чудовище, живое воплощение самых жутких рассказов «Сокровища Жизни» и «Книги Гигантов» об ужасах Тьмы и Материи . Один лишь мар Ормаз, уцелевший при падении, отважно развернул коня, и, подскочив к чудовищу, что есть сил ударил саблей.
— Отец жизни и Мать живых вознесли Человека из бездны битвы! — вопил он, — Первочеловек сошел в бездну, воевал и бился с царем Темных и силами его!
Его крики сорвался на душераздирающий вопль, когда огромные лапы вырвали хазарина из седла и одним мощным движением разорвали его на две части. Этой жестокой расправы согдийцы не выдержали — поворачивая коней они кинулись в повальное бегство. Некоторые из них утонули в реке, другие же, выбравшись на берег, внесли дополнительную сумятицу в печенежско-аланскую конницу, в слепом страхе рубя всех, не разбирая своих и чужих. Ярополк же, собрав венгерских конников, снова швырнул их в наступление — и враг, наконец, побежал, преследуемый торжествующими победителями. Они догоняли и убивали, убивали и догоняли врагов, покуда не зашло солнце — и из почти двадцатитысячного войска вернулись в Хазарию немногим более шести тысяч.
Огромное чудовище не преследовало никого — что-то неразборчиво бормоча себе под нос, оно продолжало разрывать людские останки, когда его спиной вдруг выскользнула тонкая фигурка. Цепляясь за торчащие из земли корни и глыбы земли, Саломея с величайшей осторожностью спускалась к чудовищу. Вот ее рука коснулась лба твари, стирая одну букву из вырезанной на нем надписи — и голем обрушился в воду грудой глины, ничем не напоминавшей недавнего монстра, словно и сам он был лишь наваждением, кошмарным мороком насланным на хазарские полчища. Саломея с облегчением перевела дух — несмотря на огромные усилия, которых ей стоило создать этого монстра, она ничуть не сожалела о его разрушении. Страшно представить, сколько бед причинил голем, если бы остался в живых, уже отведав крови. К счастью чудовище сделало свое дело — и теперь Три Народа могли праздновать заслуженную победу.