А прямо перед идолами простерлась могила — выкопанная в земле и размеченная небольшими валами исполинская фигура, с подчеркнутыми очертаниями груди и широких бедер, выдававших женскую природу божества. Фигура простерлась головой на север и ногами на юг, причем на месте головы виднелся большой, выкрашенный алым валун, с черной точкой, обозначавшей один глаз. В центре фигуры, в самом ее «животе», лежал князь Немал — на возвышении из хвороста, в своих лучших одеждах и украшениях, с мечом и боевым топором на груди, обсыпанный зерном и зеленью хвои.
Бородатый мужчина рядом с идолом — Вологслав, волхв Хозяев Леса, дождавшись когда все скорбящие займут свои места, ударил в бубен — и из леса потянулись и остальные волхвы. Погребение началось с жестокой казни болгарских пленников, разорванных пополам прямо над могилой князя. Там же закололи и трех наложниц князя, двух рабов, коня и быка. Все это сопровождалось монотонным битьем в бубен — и мрачной песней, вновь и вновь эхом разносящейся по лесу.
— Породися Мраколице зернием железным, порубися Мраколице каменем отвесным...
Уже темнело — и в обступившей поляну чащобе Ярополку чудились чьи-то пугающие тени, крадущиеся меж деревьев, слышался заунывный вой, издевательские смешки и цокот копыт. Один за другим зажигались во мраке желтые и красные глаза.
— Из чрева твоего мы все вышли и в него же вернемся, когда ты измеришь нам срок, — хриплым, словно каркающим голосом затянула Мустислава, — славься Мать-Земля, Мокошь-Морана, Всемогущая, Всеведающая, Рождающая и Пожирающая. Семя ничто, лоно все!!!
— Семя ничто, лоно все!!! — услышал над ухом жаркий шепот Ярополк и, обернувшись на Саломею увидел, что, она как завороженная смотрит на кровавый обряд. Невольно он вспомнил, что ее народ считает родство именно по женской линии — не из подобных ли обрядов, посвященных могучей и жестокой богине, ведет начало этот обычай?
Меж тем волхвы принялись швырять поверх могилы охапки хвороста и смолистые ветви. К ним присоединились и воины — первыми швырнули по охапке Ярополк с Ниско, потом дьюлы, а уж затем и все остальные. Когда же вся могила превратилась в подобие исполинского кургана, наваленного из хвороста, Вологслав взяв из рук одного из волхвов зажженный факел, поднес его к изваянию. Затрещали ветки и алые языки заплясали меж ветвей, от которых сразу же повалил густой дым.
— Погряди же Злодаруе, в нонешнюю ночу, погляди же Злодаруе, зраком сея порчу...
И чудилось Ярополку — будто клубы черного дыма, возносящиеся в ночное небо, сложились в чудовищную фигуру, подобие той, что была вырезана на земле. Словно тысячи сов разом захохотали в ночи — так звучал жуткий смех, разнесшийся по священному лесу. Косматая черная великанша вознеслась над капищем и исчезла, словно растаяв в ночном мраке — лишь пылающий желтый глаз остался на небе сияющей полной Луной. Ярополк невольно вспомнил об Одине, одноглазом Боге его предков по отцу — не женское ли подобие Навь-бога, почиталось в этих древлянских дебрях?
Тризну устроили неподалеку от святилища — на берегу Ужа горели большие костры и на них подрумянивались куски оленины и медвежатины, вращались на вертелах зажаренные целиком косули, зайцы и прочая дичина, запекались в глине выловленные в реке огромные сомы и карпы. Всю эту снедь подавали сидевшим на траве людям — и они пожирали сочное, брызжущее жиром мясо, запивая его сладковатой брагой и настоянной на лесных травах крепкой медовухе. Ярополк, также как и прочие гости, сидели рядом с молодым князем и его сестрой — более почетное место предоставили только волхвам. Отовсюду слышались восторженные возгласы, поднимались окованные золотом и серебром рога, полные меда и браги, поминая князя Немала. Но Ярополк, уже изрядно разгоряченный хмельным, все чаще обращался взором к молодой княжне — да и Преслава, уже сменившая прежний скромный наряд на куньи и лисьи меха, почти не таясь, отвечала князю лукавыми взглядами. Улучшив удобный миг она прижалась к нему бедром и зашептала прямо в ухо юноши.