— Во всем виновата ты… ты сама. Мне так хорошо, спокойно было ТАМ. Я забыл все свои горести… я вновь встретил свою матушку и отца, которого у меня отняли. Но ты вырвала меня оттуда, а теперь отталкиваешь! Что ты наделала?!
— Прости меня, Гай! — глядя на него с невыразимой тоской, произнесла она. — Тебе нужна моя кровь? Так пей же ее, давай, живи моей кровью!
Говоря так, она раскрыла ему свою грудь, и он, вновь очутившись рядом с ней, впился в нее зубами и принялся жадно пить кровь. Девушка становилась все бледнее и слабела по мере того, как он насыщался ее жизненными соками.
Внезапно он остановился, выпустил полуживую Наджару из своих смертоносных объятий и, раскрыв руки как крылья, подобно Купидону вылетел в раскрытое окно.
***
…Взволнованная собственным рассказом и последними словами Антония Габриэль изумленно посмотрела на него, произнеся:
— Почему ты думаешь, что Надежда жива?
— Ну, коль она уже несколько раз умирала вашими с Зеной стараниями, но потом воскресала, то отчего в этот раз должно быть по-другому? — пожал плечами Марк. — Да и не может быть так, чтобы после моего Юлия никого не осталось! Не верю, что боги настолько безжалостны!
Произнося эти слова он сжал руки в кулаки.
— Да, ты любил его… и как любил! — немного удивленно и вместе с тем восхищенно сказала ему Габриэль. Она не предполагала таких сильных чувств в этом рубаке.
— Да, он был для меня всем, и я до сих пор не могу поверить в то, что его больше нет. Умом я понимаю, что человек смертен, но сердцем… — Антоний покачал головой. — Но коль он мертв, я надеюсь, что где-то в этом мире есть та, в ком осталась часть его.
— Но что если… — Габриэль запнулась. — Что если она, все-таки, оказалась бы злом?
Антоний невесело улыбнулся:
— Зло иногда является просто точкой зрения. К примеру, с точки зрения варваров мы, римляне, злодеи и поработители, но в наших глазах мы — высшее добро и несем с собой порядок и цивилизацию. И что? По-своему ведь правы обе стороны.
— Может и так, — задумчиво проговорила Габриэль. — Но где бы ты стал искать Надежду? В Греции?
— Не думаю. Я бы начал поиски с Британии, где она получила жизнь.
— Почему именно там? — немного удивилась Габриэль.
— Я помню, что ты говорила о каких-то баньши, которые хотели служить тебе и твоему ребенку. Что если она укрылась у них?
— Как-то не думала об этом… Да, они тогда яростно защищали маленькую Надежду! Так что, если она жива, то вполне могла к ним отправиться.
В этот момент Габриэль о чем-то задумалась и на мгновение притихла. Внезапно ее глаза сверкнули, и она бросила сияющий взгляд на Антония.
— Ты ведь поможешь мне найти ее? — спросила она. — Я так хочу все исправить!
— Конечно, — отвечал римлянин, — только сделаю я это ради Гая, а не ради тебя!
Последние слова были адресованы им не столько Габриэль, сколько самому себе. Он пытался убедить себя, что эта девушка ему абсолютно безразлична, а это было уже не совсем правдой.
— Пусть так, — кивнула она. — Но когда ты думаешь отправиться в Британию?
— Скоро… сразу же после похорон Цезаря, — помрачнел Марк. — Ставшая вдовой и не успевшая при этом по-настоящему стать женой Наджара не отдает ее тело, но скорбь женщины не будет длиться вечно. В один прекрасный день она перестанет горевать и утешится с другим. Иное дело я… Никакой женской любви не сравниться с нашей дружбой… даже смерти не одолеть ее.
— Я понимаю тебя, потому что точно также люблю Зену, как ты — его, даже несмотря на то, что она предала меня, предпочтя нашей дружбе любовь Ареса. Но… почему ты так презираешь женщин?
— Ты только что сама ответила на свой вопрос, говоря о непостоянстве изменившей вашей дружбе Зены, — не без сарказма начал он. — Женщина всегда изменчива и непостоянна, она — предательница по самой природе своей. Она вероломна, лжива, двулична, лицемерна, болтлива, вздорна и злобствует как фурия. Она создана нам, мужчинам, на погибель, и от нее только беды. Если углубиться в историю, именно из-за женщины вспыхнула Троянская война. Единственная польза женщины состоит в том, что она может рожать новых солдат.
— А почему ты нас всех судишь под одну гребенку? — возмущенно спросила Габриэль.
— Поверь, я много перевидал вашей сестры и несколько раз был женат, — усмехнулся он. — Все женщины одинаковы — вначале прикидываются нимфами, а потом оказываются мегерами.
— Говори что хочешь, любые глупости говори, — вздохнув, сказала она ему, — только помоги мне найти Надежду!
— Я уже сказал, что таково и мое желание. Тем более, что в Британии я хочу осуществить то, что хотел, но, увы, не смог совершить Юлий, то есть покорить ее. Вслед за ней придет черед острова Эйр. — Заметив движение, которое сделала Габриэль, он насмешливо промолвил: — Знаю-знаю, ты — пацифистка, но поверь, что мир иногда можно добыть только войной. А Рим принесет на эти земли и мир, и процветание.
Габриэль взглянула на него с легким укором:
— И почему вам, римлянам, так мало вашей собственной земли, что вы все рветесь завоевывать чужие земли?
Антоний несколько снисходительно посмотрел на нее и процитировал:
— Римлянин! Ты научись народами править державно —
В этом искусство твое! — налагать условия мира,
Милость покорным являть и смирять войною надменных!
Бывшая боевая поэтесса Зены лишь покачала головой. Похоже, им не дано было понять друг друга…
***
…Находясь в храме божества, которому она служила большую часть жизни, и творя добро, и творя зло, королева воинов оплакивала Его — своего бога, своего учителя и… своего мужа, с которым она совсем недавно тайно сочеталась браком и которому должна была подарить сына или дочь. Да, она так и не смогла полюбить Ареса по-настоящему, либо ощутить к нему хоть слабое подобие тех чувств, что были у нее к Гераклу или Маркусу, или даже Бораесу, но он пообещал ей, что лишит своего покровительства самого ненавидимого ею человека на свете — Цезаря — и поможет ей отомстить ему. Ненависть к Цезарю решала для нее все. Этот человек смертельно оскорбил ее однажды, разбив ей ноги и сердце, и за это он должен был умереть. Собственно, их с Цезарем история началась с того, что она похитила его, будучи пираткой, но своей вины Зена признавать не желала. Она помнила лишь жестокий обман и коварство Юлия, его «предательство». Более того, всю вину за то, что она встала на пусть зла, Зена перекладывала именно на него так, будто до этого была милой и наивной сельской девушкой. Но вот человек этот мертв, а ее мятущаяся, похожая на грозовые облака душа так и не обрела покоя, а теперь еще и утонула в печали. Жизнь такова, что за все нужно платить, и теперь платить по счетам пришлось уже самой Зене. Лишившая мужа и счастья другую женщину, она теперь сама потеряла мужа и отца своего будущего ребенка. Зена страдала тем сильнее, что ей не с кем было разделить свою боль. Габриэль покинула ее сразу же после, как она уступила Аресу, восприняв этот поступок как предательство. Кроме того, подруга Зены неожиданно проявила самостоятельность и восстала против ее планов мести Цезарю, что стало тогда новым стимулом для ненависти королевы воинов к императору Рима, теперь уже вставшему между нею и Габби.
Неожиданно перед продолжавшей предаваться своему горю Зеной упало павлинье перо, и вслед за этим ей послышался тихий голос, говоривший:
— В этот час скорби ты не одна, Зена… ты не одна.
Резко вздрогнув, Зена выхватила меч и проговорила:
— Кто здесь? Выйди, покажись!
— А я и не прячусь, — послышалось в ответ, и тут перед королевой воинов появилась уже немолодая, но красивая и даже величественная женщина в черном.
— Кто ты? — недоверчивым тоном спросила Зена, все еще не опуская меч.
— Я — Гера, смертная, мать твоего погибшего супруга. Мы должны отомстить за него. Арес был самым любимым из всех моих детей, и его смерть не должна остаться безнаказанной.
Глаза Геры сверкнули. Взгляд богини не смог бы выдержать никто из смертных, но Зена была не такой, как все и не отвела глаз.
— Я отомщу за него и убью Наджару и без твоей помощи, — бросила она. — И что ты, богиня, можешь знать о горе? Ты забудешь об этом очень скоро.