Подкравшись к Ворену, Марк укусил его в яремную вену… Луций тут же стал вампиром, его кожа теперь была бледной с легким румянцем и холодной, словно лед. Чувствуя запах свежей и в тоже время молодой крови, Ворен решил отправиться на ночную охоту…
Но кто станет его жертвой? Луций никогда бы не поднял руку на слабого — так было, когда он был человеком, так было и теперь, когда он стал вампиром. Внезапно, перед его мысленным взором пронеслись картины одна омерзительней другой: горячо любимая им жена стонет под каким-то козлом, а потом рожает от него ублюдка. Ах, негодная! Руки Луция сжались в кулаки. Он знал, что сделает — он отправится в Рим, чтобы покарать изменницу. Но вначале сделает кое-что еще… Его друг Тит Пулло… они всегда были не разлей вода, а значит, должны быть вместе и теперь. Он должен обратить его! С этой мыслью Ворен взмахнул руками, словно летучая мышь крыльями, и полетел на поиски своего товарища.
…На первый взгляд Тит Пулло был простым легионером XIII легиона, неказистым и звезд с неба не хватающим, а еще часто употребляющим словечки вроде «мать-перемать» и «пошли все в задницу». Но это только на первый взгляд. У него была одна тайна, о которой не знал никто, даже его лучший друг Луций Ворен. Тит тренировался с мечом, когда перед ним из ниоткуда появился его побратим. Пулло с ужасом отметил его бледность и одну жуткую особенность — тот не отбрасывал тени.
— Друг мой, — дрогнувшим голосом начал все понявший Тит, — как… это с тобой произошло? Кто превратил тебя в кровососущую тварь?
Ворен оскалился и произнес: — Ты не понимаешь! Только теперь я познал истинный вкус жизни, а скоро познаю и вкус крови… вкус крови этой изменницы — Ниобы! Но ты должен быть со мною, друг… вечно!
Глядя на него с неизъяснимой тоской, Пулло покачал головой и сказал:
— Да, мы всегда были дружны и вместе прошли через множество передряг, но теперь… теперь ты больше не человек, и я должен убить монстра в память о человеке, который был моим товарищем!
— Что?! — зашипел Ворен. — Что ты говоришь?! Да ты… ты такой же предатель, как она, эта шлюха!
Луций хотел было броситься на Тита, но последний быстро открыл сундук и достал оттуда осиновый кол. Луций Ворен не мог знать, что Тит Пулло — потомственный охотник на вампиров, почитавший своим долгом истребление этих детей ночи. Поняв это, Луций обернулся антропоморфной летучей мышью и кинулся на Тита, между бывшими товарищами завязалась драка… Помимо оружия против вампиров, Пулло был вооружен еще и гладиусом, но Ворен был силен и ловок, а помимо этого, теперь еще и обладал сверхспособностями. В скором времени оба были изранены, и вампир, временно взявший верх, собирался было перегрызть глотку охотнику, как вдруг в их драку вмешалась влетевшая в окно вакханка Габриэль.
— Клянусь Вакхом! Что здесь происходит?! — воскликнула Габби.
— Мужские разборки… — хором ответили Луций и Тит, к которым неожиданно вернулась мужская солидарность. — Не мешай нам, женщина!
— Прекратите! — строго сказала вакханка Габриэль.
Не смотря на ее вмешательство, Луций и Тит все равно продолжали драку, но через пару минут Варен решил завязать разговор с бывшим другом.
— Давай поговорим, — заговорил Ворен, — драка решает не все.
— Может, ты и прав, — неожиданно согласился охотник на вампиров, — дружба важнее, чем глупые разборки.
— Ну, зато теперь я вижу что ты не размазня! — хлопнул друга по плечу вновь принявший человеческий облик Луций.
— Ну и на том спасибо, — усмехнулся Тит.
Луций вернул ему улыбку. Ему захотелось обняться с другом, но пока что он себя сдерживал, да и наличие осинового кола у охотника к задушевным беседам и дружеским объятиям мало располагало.
Он вновь посерьезнел и проговорил:
— Тит… тебе, наверное, наврали о том, что вампир — это лишь хладный демон без души и машина для убийств, но это не так! У меня есть душа, и душа моя помнит все, особенно, нашу дружбу, которую я никогда не предам. Мой друг и брат, ты навсегда в моем сердце… — Титу при этих его словах показалось, что у рыжего вампира влажные глаза. — Мужчины не плачут… и вампиры тоже. — Луций слабо улыбнулся. — И знай еще одно: я никогда не трону слабого — женщину, старика или ребенка. Я остался прежним, Тит… Но я должен совершить возмездие над этой прелюбодейкой Ниобой! Она разбила мне сердце…
Тит Пулло с грустью посмотрел на друга и проговорил:
— Значит, ты уже знаешь о Ниобе… Дружище, она тебя всегда была недостойна, но не стоит она и того, чтобы ты марал о нее руки. Забудь ее, и так она умрет для тебя.
— Она для меня уже умерла, но я должен совершить отмщение за свою поруганную честь, — отвечал суровый римлянин.
— Может, все-таки не стоит этого делать? — продолжал уговаривать друга Тит. — Месть ничего не решит.
— Нет, друг, стоит, — блондин покачал головой, — ты не понимаешь… я любил Ниобу, и она была для меня всем, и вот… она предала меня.
— Я знаю… — вздохнул Тит. — Но ты пойми, убив ее, ты убьешь себя… А я не хочу терять друга…
Луций некоторое время молчал, думая над словами друга. Любовь к жене превращалась в нем в ненависть, а ненавидящий действительно разрушает собственную душу. И… убив Ниобу, не уничтожит ли он лучшее, что есть в нем самом? Тит прав.
— Ты прав, Тит… — наконец выдохнул блондин. — Просто, став вампиром, я получил видение о своей жене. Я видел то, как она извивалась под каким-то ублюдком, словно змея, и меня охватило бешенство. Но гнев — плохой советчик.
— Ну вот, — необычным для него, ласковым голосом сказал Тит Пулло, — успокойся и выбрось эту змеюку из своей головы. Давай лучше пойдем выпьем, зальем печаль и со здешними девочками развлечемся.
— Клянусь норкой Юноны! Ты прав! — к Луцию начало возвращаться жизнелюбие, а с ним и юмор, пусть иной раз и черный. — Вот только я теперь другое красненькое пью и что-то проголодался…
— Ну-ну, полегче, — полусерьезно-полушутливо ответил Пулло.
Взявшись за руки, друзья словно школьники отправились веселиться и искать приключений на свои головы. Габби видела, что они помирились и радовалась этому.
«Все хорошо, что хорошо кончается…»
Но ей самой не давала покоя одна мысль — мысль о своей дочери Надежде, а еще о том, что Цезарь имел право знать, что это и его дочь тоже…
«Сейчас или никогда!» — сказала она себе.
Вампиресса взмыла вверх к луне — солнцу мертвых. Лунная дорога вела ее ко дворцу Цезаря.
Тот в это время сидел за столом в кабинете и просматривал депеши. Пауки в официальном Риме как всегда составляли очередной заговор. Но его это почти не заботило. Куда большее впечатление произвело на него письмо одной женщины из его прошлого. Она была удивительна и так прекрасна! Будь она еще и добра, все было бы спасено… и кто знает, может быть, сейчас он был бы не с Наджарой, а с ней. Но нет, ее душа черна, как ночь или как ее чудесные кудри, за которыми она так любит ухаживать. Звали ее Сервилия, и была она матерью давно прощенного им предателя Брута. Но мало кто знал, что у нее есть и другое имя — странное, загадочное, словно она сама… Алти! Его эта римлянка получила, когда бросив роскошную и безбедную жизнь юной патрицианки, ушла жить в поселения амазонок. Там она училась и мастерству боя, делавшему этих женщин сильнее римских легионеров, и тайным, запретным знаниям. Но воинственные девы изгнали ее… не из-за последнего, а из-за того, что она родила сына и вместо того, чтобы убить его — известно ведь, что амазонки оставляли только девочек — отослала на воспитание своим родственникам в Рим. Мальчик этот и был Марком Брутом. Кем был его отец Цезарь не знал, и они с Алти никогда не говорили на эту тему. Однако же, Юлий всегда опекал сына любовницы и прощал ему все, зная, как та привязана к нему. И вот теперь, потеряв сына, она разразилась слезами и проклятьями в его адрес. Что он мог ей на это ответить? Что ее сын в будущем должен был стать предателем и его убийцей? Может ли в это поверить мать? А если и поверит, материнское сердце, даже самое черное, всегда оправдает для себя ребенка…
За такими вот раздумьями Габриэль застала Цезаря.
— Повелитель… — начала она и вдруг умолкла, не решаясь продолжать дальше.