Макрон привел Катона к приземистой, неприглядной хибаре, ютившейся в плохо освещенном проулке, прямо посередине которого, промыв в снегу темную дорожку, текла струйка мочи. Внутри заведения витал приторный дух дешевеньких благовоний, призванный, видимо, перебить еще более неприятные ароматы. Римляне через узкую дверь с трудом протиснулись в дымное помещение с щелястым полом, несколькими беспорядочно расставленными столами и стойкой, представлявшей собой доску, покоившуюся на двух бочках. Хозяин заведения и две тощие шлюхи сидели возле нее с тоскливыми, скучающими выражениями на лицах, никак не вязавшимися с настенной росписью, где развеселые мужчины и женщины весьма изощренными способами тешили свою похоть.
В зале были заняты лишь два стола: за ближним к стойке гуляли рядовые легионеры, видимо только сменившиеся с дежурства и прямо в доспехах закатившиеся в кабак. В дальнем углу расположилась группа центурионов Второго. Катон узнал пару лиц. Один из сидящих посмотрел на вошедших, и по его широченной физиономии тут же расплылась радостная улыбка.
– Макрон, дружище! – взревел он так громко, что даже шлюхи подпрыгнули на своей лавке и изумленно воззрились на крикуна. – Греби-ка с твоим приятелем к нам, выпьем вместе.
Когда все сидевшие за столом потеснились, впуская вновь прибывших в свой сплоченный кружок, Макрон провел церемонию представления.
– Парни, это мой оптион, его имя Катон. Катон, могу тебя заверить, что эти пропитанные вином обормоты представляют собой цвет и гордость нашего доблестного легиона. Будь здесь света побольше, ты и сам бы смекнул, что к чему. Пожалуйста, познакомься с Квинтом, Бальбом, Сципионом, Фабием и Парнезием.
Римляне, по большей части уже основательно нагрузившиеся, подняли затуманенные глаза и приветственно покивали.
– Славная компания, – сердечным тоном продолжил Макрон. – Я тянул с ними солдатскую лямку еще до того, как они – один за другим – были представлены к повышению. А нынче, гляди, все мы, и я в том числе, вышли в центурионы. Уверен, что в один прекрасный день к нам присоединишься и ты. Если, конечно, доживешь. Я прав, парни?
Парни дружным ревом выразили согласие, и Катон, чтобы поменьше робеть в столь крутом обществе, поспешил угоститься вином. Оно оказалось сущей кислятиной, видимо не нашедшей в Галлии сбыта, и юноша невольно поморщился, сделав первый глоток.
– Пробирает? – ухмыльнулся Бальб. – Самое то, когда собираешься подвалить к шлюхе.
Катон согласно кивнул, хотя он, собственно, ни о чем этаком вовсе не думал. Шлюхи как таковые, особенно второсортные, подобные тем, что дремали у стойки, никогда его не привлекали, да и тоска по Лавинии была еще очень сильна. Но вот для того, чтобы заглушить эту тоску, требовалось, конечно, напиться.
После нескольких кружек кислого, но, похоже, и впрямь забористого напитка у него перед глазами все поплыло, а когда он закрыл их, стало лишь хуже. Нужно было на чем-то сосредоточиться, и взгляд юноши метнулся к столу, где гуляли простые легионеры. Только простые ли? Ведь на каждом из них красовались новехонькие пластинчатые доспехи.
Катон поскреб пальцем тунику Макрона:
– Есть ли прок в этих штуковинах, командир?
– Штуковинах? Каких еще штуковинах?
– Ну, железяках, которые понавешаны на тех вон парнях. Вместо кольчужных колец.
– Это, сынок, доспехи нового образца. Скоро у всех солдат будут такие.
Парнезий приподнял голову, покоившуюся на столе, и меланхолически пробубнил:
– Пластинчатые доспехи – мечта каждого легионера. Надеваешь их на… я имею в виду, на себя, и ты в полном дерьме!
– Не обращай на него внимания, – прошептал Макрон Катону.
– Он у нас, чтоб ты знал, интендант.
– Я так и понял.
– Эй! Парни! – крикнул Макрон через зал. – Кто-нибудь… подойдите-ка к нам. Нашему оптиону охота полюбоваться, что вы там на себя нацепили.
Легионеры переглянулись. Тон приглашения, по их мнению, был грубоват. Наконец один солдат недовольно ответил:
– Нечего тут командовать. Кабак не казарма, а мы сейчас не на службе.
– О, вот те раз, ни с того ни с сего пошла вонь! А ну оторвали от лавок свои ленивые задницы и живо сюда! Я к кому обращаюсь?