Выбрать главу

– Одно движение, и я размозжу вам голову, – сказал он. – Если вдуматься, так я облагодетельствую человечество.

Подбежало не меньше дюжины полицейских – у одних в руках автоматические пистолеты, у других – винтовки. Встали полукругом в трех-четырех ярдах. Высокий унтер-офицер направил на Штайнера автомат, но Штайнер крепко держал Франка за шиворот, вдавив в него дуло пистолета.

– Я бы не советовал.

В это время через станцию проходил со скоростью пять-шесть миль в час паровоз с открытыми платформами, груженными углем. Штайнер спросил у девушки, не оборачиваясь:

– Как тебя зовут, детка?

– Брана, – ответила она. – Брана Леземникова.

– Ну, Брана, – сказал он, – если ты хоть наполовину такая девчонка, как я о тебе думаю, ты ухватишься за одну из этих угольных платформ и не отпустишь, пока не выберешься отсюда. Вот все, что я могу для тебя сделать. – Брана мгновенно вскочила, а Штайнер повысил голос: – Тот, кто выстрелит в девчонку, выстрелит и в майора.

Девушка подскочила к платформе, уцепилась и подтянулась. Поезд все дальше уходил от станции. Стало тихо.

Франк процедил:

– Ее снимут на первой же станции. Я об этом лично позабочусь.

Штайнер оттолкнул его и спрятал в карман пистолет. Сразу же военные полицейские придвинулись к ним, но Риттер Нойманн воскликнул:

– Не сегодня, джентльмены!

Штайнер обернулся. В руках лейтенанта он увидел пулемет-пистолет МР-40. За Нойманном стояли их люди, вооруженные до зубов.

В этот момент могло произойти все, что угодно, если бы не неожиданная суматоха у главного входа. Ворвалась группа эсэсовцев, держа ружья наизготове. Они построились буквой V, минуту спустя появился бригадефюрер СС и генерал-майор полиции Юрген Штрооп, а с ним три или четыре офицера СС разных чинов – все вооруженные. На Штроопе, удивительно непривлекательном с виду, была полевая фуражка и боевая форма.

– Что происходит, Франк?

– Спросите его, господин бригадефюрер, – сказал Франк с перекошенным от ярости лицом. – Этот человек, офицер германской армии, только что дал возможность сбежать еврейской террористке.

Штрооп оглядел Штайнера, обратив внимание на знаки различия и «Рыцарский крест» с «Дубовыми листьями».

– Вы кто такой? – потребовал он.

– Курт Штайнер, парашютный полк, – ответил Штайнер. – А кем бы вы могли быть?

Не было случая, чтобы Юрген Штрооп вышел из себя. Он спокойно ответил:

– Со мной так разговаривать нельзя, господин полковник. Я генерал-майор, как вы прекрасно знаете.

– И мой отец тоже, – сказал ему Штайнер, – поэтому на меня ваш чин не производит особого впечатления. Тем не менее – раз вы подняли этот вопрос – вы бригадефюрер Штрооп, человек, руководящий вон тем побоищем?

– Да, я здесь командующий.

Штайнер сморщил нос:

– Я так и думал. Знаете, кого вы мне напоминаете?

– Нет, господин полковник, – сказал Штрооп. – Скажите, прошу вас.

– То, что иногда прилипает к сапогу в канаве, – отрезал Штайнер. – Очень неприятно в жаркий день.

Юрген Штрооп, сохраняя ледяное спокойствие, протянул руку. Штайнер вздохнул, вытащил из кармана пистолет и отдал его. Через плечо он посмотрел на своих людей:

– Вот так, ребята, опустите оружие. – И снова обернулся к Штроопу: – По какой-то непонятной причине они мне преданы. Есть ли какой-либо шанс удовлетвориться мною и не придавать значения их роли в этом деле?

– Ни малейшего, – резко ответил бригадефюрер Юрген Штрооп.

– Я так и думал, – сказал Штайнер. – Горжусь тем, что сразу же различаю законченного негодяя, когда он мне попадается.

* * *

Радл долго сидел с папкой на коленях после того, как кончил читать протокол суда военного трибунала. Штайнеру повезло, его не расстреляли, возможно ему помогло влияние отца, – ведь все-таки и он, и его люди были героями войны. Расстрел кавалера ордена «Рыцарский крест» с «Дубовыми листьями» мог плохо сказаться на моральном духе армии. А операция «Рыба-меч» на Нормандских островах, в конце концов, была верным способом от всех них отделаться. Гениальная мысль, пришедшая кому-то в голову.

Россман развалился в кресле напротив. Он, видимо, спал, и черная шляпа с опущенными полями съехала ему на глаза, но когда над дверью мелькнул свет, он вскочил на ноги. Вошел без стука и через мгновение вернулся.

– Вас зовет.

Рейхсфюрер все еще сидел за столом. Теперь перед ним была разложена военно-топографическая карта. Он поднял голову:

– Как вам понравилась веселая проделка Штайнера в Варшаве?

– Поразительная история, – осторожно заметил Радл. – Не... неординарный человек.

– Я бы сказал, один из храбрейших, кого когда-либо встретишь, – спокойно сказал Гиммлер. – Одаренный высоким интеллектом, отважный, безжалостный, блестящий солдат – и романтичный дурак. Я думаю, что в нем говорит его американская половина. – Рейхсфюрер покачал головой. – «Рыцарский крест» с «Дубовыми листьями». После Русской кампании фюрер захотел лично с ним встретиться. А он что делает? Отбрасывает все: карьеру, будущее, все ради какой-то еврейской сучки, которую он в жизни до этого в глаза не видел.

Он посмотрел на Радла, как будто ждал ответа, и Радл неуверенно сказал:

– Поразительно, господин рейхсфюрер.

Гиммлер кивнул, а затем, как будто полностью отбросив эту тему, потер руки и наклонился над картой.

– Донесения Грей действительно великолепны. Выдающийся агент. Получится?

– Думаю, что да, – без колебания ответил Радл.

– А адмирал? Что думает адмирал?

Мысли в голове у Радла завертелись, пока он пытался сформулировать подходящий ответ:

– На этот вопрос ответить трудно.

Гиммлер откинулся в кресле, скрестив руки. На мгновение Радлу показалось, что он стоит в коротких штанишках перед своим старым сельским учителем. Дикость какая-то.

– Можете не говорить, я догадываюсь. Ценю преданность, но в данном случае вы бы лучше помнили, что на первом плане – преданность Германии, фюреру.

– Естественно, господин рейхсфюрер, – поспешно сказал Радл.

– К сожалению, есть такие, кто с этим не согласен, – продолжал Гиммлер. – Подрывные элементы на всех уровнях в обществе. Даже среди генералов верховного командования. Это вас удивляет?

Радл, пораженный до глубины души, сказал:

– Господин рейхсфюрер, не могу поверить...

– Что люди, присягнувшие на личную преданность фюреру, могут вести себя так подло? – Он с легкой грустью покачал головой. – У меня есть все основания считать, что в марте этого года офицеры вермахта в высоких чинах подложили в самолет фюрера бомбу, которая должна была взорваться в полете из Смоленска в Растенбург.

– Господи боже мой, – пробормотал Радл.

– Бомба не взорвалась, ее убрали люди, которые были связаны с этим покушением. Конечно, начинаешь острее, чем когда-либо, понимать, что мы не можем проиграть, что окончательная победа должна быть за нами. Совершенно очевидно, что фюрера спасло вмешательство божественных сил. И это меня ничуть не удивляет. Я всегда верил, что за кулисами природы есть какое-то высшее существо. Вы согласны?

– Конечно, господин рейхсфюрер, – ответил Радл.

– Да, если бы мы отказались признать это, то были бы не лучше марксистов. Я утверждаю, что все эсэсовцы верят в бога. – Он на минутку снял пенсне и нежно погладил пальцем переносицу. – Итак, повсюду предатели. И в армии, и на флоте, на самом высоком уровне. – Надев пенсне, он посмотрел на Радла. – Так что, вы видите, Радл, у меня самые убедительные основания для уверенности в том, что адмирал Канарис должен был наложить вето на ваш проект.

Радл тупо уставился на него. Кровь у него похолодела. Гиммлер мягко продолжал:

– Это бы не совпадало с его главной задачей, и задача эта вовсе не победа германского рейха в войне, уверяю вас.

Чтобы глава абвера действовал против государства? Чудовищная мысль. Но тут Радл вспомнил колкие слова адмирала. Его уничижительные замечания о высокопоставленных государственных деятелях, а по временам – и о самом фюрере. Его сегодняшняя реакция. Мы проиграли войну. И это – от главы абвера!