В-четвертых, во время боя пало несколько сотен лошадей. А это мясо и шкуры. Некоторые неразумные личности попытались отговорить Диму от такого поступка. Дескать, это не простые лошади, а боевые кони, пусть и вражьи. Но он отмахнулся от этих назойливых мух простым и незамысловатым хуком. Личная, персональная религия Дмитрия просто запрещала ему взять и закопать в землю СТОЛЬКО мяса. Да и несколько сотен больших кож, тоже - немалая прибыль.
Несколько минут споров и, идущие в обозных стругах мясники да кожевники приступили к делу. Благо, что прихватил он их с бочками, солью да прочим потребным для дела, заранее, еще в Москве, предвидя возможность этой задачи. Так что, в общую братскую могилу отправились совершенно голые дружинники противника и останки разделанных лошадей.
Крохобор?
Может быть. Но он не чувствовал угрызений совести, понимая, что расточительность и красивые жесты - это глупо. Особенно за свой счет. Если, конечно, они не приносят какой-то конкретной выгоды. Этакий формат циничного прагматизма. А потом руки Великого князя дошли до обоза войска Северо-Востока, который он также освоил 'до винтика'. Благо, что заранее зафрахтованный целый флот из купеческих стругов имел довольно большую вместимость.
Воровал ли личный состав? Конечно, воровал. Куда же без этого? Но скромно. Потому что Дмитрий пообещал, что после завершения кампании, выделит из совокупных трофеев доли всем его участникам. Поэтому народ друг за другом в какой-то мере присматривал. Никому не хотелось по чьей-то вине получить меньше.
И вот они достигли Владимира.
Город даже не пытался сопротивляться и сразу не только открыл ворота, но и часть местной аристократии вышла встречать Великого князя. Ну, та, которая из города не сдернула от греха подальше. Никто не знал, чего ожидать от столь удачно дебютировавшего юнца. А ну, как успех голову вскружит, и он о себе чего возомнит? Со всеми, как говорится, вытекающими.
- Отче, - обратился Великий князь к митрополиту, когда его армия уже закрепилась у ворот и заняла детинец. - Ступай на кафедру и поспрашивай, кто из местных бояр да купцов против меня выступал.
- Нужно ли? - Повел бровью Алексий. - Ты их казнить удумал?
- Они выступили против Великого князя и хана. Как мне с ними поступать? По головке гладить да поить за одним столом с собой?
- Негоже вступать на престол в крови, - нахмурился митрополит.
- Если Святая церковь поддержит Великого князя в борьбе со смутьянами да бунтовщиками, то я, в благодарность, пожертвую ей десятую часть от всего, что удастся конфисковать.
- Пятую.
- Отче, вы же не купец. Не пристало вам торговаться. Я сказал - десятую, значит десятую. Если же вы не согласитесь на мои условия, то я сам стану искать врагов и не пожертвую Святой церкви ничего. Ведь получится, что она занимается укрывательством врагов моих и я, лишь по глубокой вере своей, не обрушу на нее гнев свой.
- Кхм, - поперхнулся митрополит.
- Кроме того, получив десятую часть, Святая церковь сможет избавиться и от своих врагов. Я сильно дознаваться не стану в том, виновен боярин или нет. Но сильно не наглей. На пять честных врагов не более одного мнимого. А лучше одного на десяток. И да, мастеровых каких, торговых, или иных людей дела под удар не подводи. Понял ли ты меня?
- Как не понять, - усмехнулся Алексий.
- И не смотри на меня так. Дело, прежде всего. Я мог бы дать тебе больше, но это дурной путь. Пагубный. Как ты заметил, я и сам в золоте не купаюсь, да и не стремлюсь к этому. Пока княжество живет бедно. И мы должны прикладывать все усилия к его развитию и благополучию. Оба. Ибо даже сотая доля с бедняка и богача отличается как день и ночь. Голод и нищета - вот наши самые главные и лютые враги. А пока не будет должно развитого хозяйства, этого нам не добиться. А на него нужны деньги. Немалые притом. Кроме того, если я дам тебе больше, то настрою против тебя и церкви людей, в особенности чернь. Ой, не думаю, что Святую церковь устроит такое положение. А ну как чернь взбунтуется и пойдет громить храмы? Пока войско подойдет - священников перебьют, а храмы пограбят и сожгут. Не лучший вариант, согласись. Десятина - и так предел. Мы даже хану платим в пять раз меньше.
- Я понимаю, - кивнул митрополит после небольшой паузы. - И не осуждаю. Но угрожать мне своим гневом не нужно. Я, - подчеркнул Алексий, - на твоей стороне.
- Хорошо. Извини. Этот город меня злит и выводит из равновесия. К тому же я не люблю воевать. От войны одни разорения. А мне Всевышний не для опустошения княжество вручил.