Показательна в этом отношении картина Сыромолотова «Майское утро», в которой с большой художественной силой передано великое торжество пробуждающейся жизни, первозданная красота природы, главный герой и хозяин которой — человек. Надя Невредимова плачет от радости, увидав картину в мастерской художника. Любопытно, что Сыромолотов спрашивает Надю обеспокоенно: поймут ли его зрители? Вот что волнует его. Для художника-формалиста совсем не важно, поймет ли его народ: он пишет не для народа, мнение которого он презирает, а для себя самого.
Алексей Фомич Сыромолотов никогда не искал ни в жизни, ни в искусстве легких дорог. Для него жизнь — борьба. «На каждом шагу жизнь сопротивляется ему, каждый шаг приходится ему брать с бою, но в этой борьбе и заключена главная прелесть жизни, — .говорит Сергеев-Ценский. — Задавать себе задачи и их решать — вот жизнь».
Для Сыромолотова человек превыше всего, он — вечный двигатель, перпетуум-мобиле. «Человек его ищет тысячелетие уж, поди, а это он сам и есть».
Случилось так, что Сыромолотов одновременно писал «заказной» портрет богатого немца Куна и юной девушки Нади Невредимовой, связанной с передовой, революционно настроенной средой. Во время сеансов художник разговаривает с «моделью». В обоих случаях разговоры касаются политической обстановки в стране, жизни-народа (дело происходит в канун империалистической войны). Перед художником были представители двух миров. «Разителен и увлекателен для него был прежде всего контраст между конченым человеком — старым Куном и этой — только что начавшей жить».
Не сразу понимает художник, что будущее России — а судьба родины никогда не была для него безразлична — за «этой только что начавшей жить», то есть за Надей Невредимовой и ее друзьями. Он внимательно прислушивается к разговорам и невредимовых и кунов, взвешивает, обдумывает. Интересы общества начинают его волновать еще больше, и это не может не отразиться на его творчестве. Именно представители будущей России и были первопричиной зарождения новой, главной картины Сыромолотова — «Штурм Зимнего». Как это случилось? Художник пишет с Нади этюд. Говорит о революции. Художник восхищен пылкой девушкой, которая готова быть в рядах революционных бойцов. Он вдруг спрашивает Надю:
«— А с красным флагом впереди толпы вы могли бы идти?
— Конечно, могла бы! Отчего же нет», — решительно отвечает Надя.
Художник пытается представить Надю впереди революционного народа, с красным флагом. Демонстрация рабочих, и впереди — Надя. А что, если попробовать? На муштабеле закреплен красный шарф. И вот Надя — с импровизированным флагом в руках. Получается живописно. Надя уже видит новую картину и высказывает догадку: «Рабочая демонстрация». Да, она высказала то, что зрело у художника.
Так родился великолепный замысел, воплощение которого в конкретные художественные образы давалось нелегко.
Ценский показал творческий процесс художника от зарождения замысла до окончательного его исполнения.
«Демонстрация» — это было всего лишь начало. Война приостановила работу над картиной: она как бы парализовала художника. Он видел, что разрушения и убийства творят «люди, претендующие на звание культурнейших людей на земле и украшающие себя за явный вандализм почетными «железными крестами»… Нужно ли после этого то искусство, которому я отдал всю свою жизнь? Нет, не нужно!»
К такому выводу Сыромолотов пришел после долгих и тягостных размышлений. Он остановился на лозунге: когда говорят пушки, музы должны молчать. (Как и Ценский в годы первой мировой войны.) Думая о начатой картине «Демонстрация», он так рассуждал: «…Война, которая началась, это ни больше, ни меньше, как акт самоубийства, то есть самоуничтожения общечеловеческой культуры… Разрушенный Реймский собор, сожженная библиотека в Лувене и прочее и прочее — это только проявление самоубийства, не говоря об уничтоженных культурных городах, о десятках, сотнях тысяч убитых, об изувеченных телах и душах, об ужасе младенцев, оставшихся без матерей и отцов… Что же можно сделать одному человеку, если на самоубийство решились народы? — спрашивал художник, не понимая, что не народы решились на самоубийство, а их преступные правительства. В этом была ошибка живописца, считавшего, что он один против войны. — Вот я один из своего угла трещу, как сверчок: «Вы видите эту толпу людей на моем холсте? Они идут безоружные против вооруженных. Это бессмертная человеческая мысль, поднявшаяся против дикой силы; это вдохновенный взрыв высокой человечности, и в этом взрыве нетленная красота!..Ведь это первый только акт картины, а второй — залп, еще залп, — и вся толпа демонстрантов побежит…»