— Ты в армии уже сколько, почти четыре года?
— Да. И что?
— И когда ты прекратишь разговаривать, как распроклятый поэт?
— Не знаю, — тихо ответил Катон. — Наверное, когда вдоволь насмотрюсь на этот мир, чтобы устать от него.
— Жду не дождусь, — вполголоса сказал Макрон; возвращался Симеон, держа под мышкой толстые солдатские одеяла.
Утром отряд двинулся дальше. Холодной ночью не всем удалось выспаться, однако усталые солдаты внимательно оглядывали нависающие утесы в поисках признаков опасности. Вскоре тропа расширилась, склоны стали более пологими. Катон вздохнул с облегчением, оказавшись рядом с Симеоном и Макроном.
— Похоже, мы ускользнули.
— Трусливые бабы, — буркнул Макрон. — Вот кто они.
Симеон не ответил. Он внимательно изучал невысокий гребень, который обозначал начало плато. Внезапно проводник натянул поводья.
— Ты поторопился, центурион, — тихо сказал он. — Посмотри туда.
Катон пробежал взглядом по гребню горы и замер, увидев, как группка людей поднимается с камней — их силуэты обозначились на фоне неба. Появлялись еще люди, десятки людей, а потом — шеренга всадников перегородила дорогу на перевале. Оптион прокричал приказ своим людям сбросить поклажу, надеть шлемы и приготовить оружие. Макрон потянулся к рукояти меча.
— Ну вот, начинается, — спокойно сказал центурион.
Симеон оглянулся на Макрона и невесело улыбнулся.
— Неплохо для трусливых баб.
И тут один из всадников послал свою лошадь вперед, к римлянам.
Глава 6
— Это Баннус, — сказал вполголоса Симеон.
Катон, снявший соломенную шляпу и приладивший на голову шлем, удивленно посмотрел на проводника:
— Ты с ним знаком?
— Встречались раньше.
— Надеюсь, как друзья?
— Мы были друзьями много лет назад. Теперь нет.
— Надо было раньше об этом сказать, — проворчал Катон.
— Я не думал, что это важно, центурион. И потом, ты не спрашивал.
— Если мы выпутаемся, хорошо бы получить ответы на несколько вопросов.
Баннус остановил лошадь недалеко от римлян, улыбнулся, узнав проводника, и заговорил по-гречески:
— Когда мои люди рассказали про лучника в форте, мне следовало догадаться. Этих римских солдат сюда никто не звал, но мир тебе, Симеон из Бетсаиды.
— И тебе, Баннус из Ханаана. Чем мы можем служить тебе?
— Пусть эти два римских офицера сдаются. А ты и остальные можете вернуться в Иерусалим — мы только заберем оружие.
Симеон покачал головой.
— Ты знаешь, что это невозможно. Ты покроешь позором меня и мою семью.
Баннус несколько мгновений смотрел на Симеона, потом продолжил:
— Во имя прежних дней снова прошу тебя отдать нам этих двоих и оружие. На моих руках не будет твоей крови.
— Тогда отойди и пропусти нас.
— Нет. Эти двое убили трех моих людей в Иерусалиме. Их нужно казнить — в назидание народу Иудеи.
— А как же я? Я убил трех твоих людей у форта.
— Я сражаюсь с Римом, Симеон. И тебе следовало бы. — Баннус протянул руку. — Идем с нами.
— Нет.
Баннус опустил руку и обратился к всадникам эскадрона:
— Выдайте мне двух офицеров — и останетесь живы. Сложите оружие!
Макрон пихнул локтем Катона.
— Кого он пытается надуть? Он убьет солдат, как только они отдадут оружие! — Макрон сделал вдох, выхватил меч и крикнул Баннусу: — Тебе нужно наше оружие? Иди и возьми!
— Ш-ш-ш! — зашипел Катон. — Ты считаешь себя Леонидом?[2]
Баннус взглянул на центурионов, затем кивнул на прощание Симеону и пустил коня галопом вверх по склону, к своим людям.
Макрон позвал декуриона.
— Каковы наши шансы?
— Никаких, если останемся на месте и попытаемся обороняться. Нужно нападать, пробиться сквозь их строй и бежать. Только прикажи, командир. Но немедленно, пока они не напали первыми.
Макрон кивнул:
— Давай.
Декурион повернулся к солдатам:
— Построить плотный клин!
Когда лошади заняли позиции, Макрон и Катон застегнули ремешки шлемов и, отвязав поклажу, сбросили ее на землю. Симеон достал лук, натянул тетиву и приготовил колчан. Когда центурионы и проводник присоединились к остальным, Баннус уже добрался до своих людей и начал отдавать приказания. Он расставил пращников и лучников на флангах, а по центру, перегородив дорогу, встали пешие мечники — в основном плохо вооруженные, с хлипкими щитами. У некоторых были шлемы и кожаные панцири. За ними, на краю гребня, стояли Баннус и его всадники, вооруженные кто копьем, кто луком. Увидев, что пращники начинают собирать камни, Катон повернулся к декуриону:
2
Когда в 480 г. до н. э., в начале Фермопильского сражения, персидский царь Ксеркс предложил спартанскому царю Леониду, защищавшему узкий горный проход силами своих 300 гоплитов, сложить оружие, то получил лаконичный ответ: «Приди и возьми».