— И это все из-за Розы Мельроз! — воскликнул Орельен. — Еще вчера вечером Эдмон говорил мне…
Береника отрицательно покачала головой. Из-за Розы! Господи боже мой, конечно, нет, но пусть Эдмон по-прежнему думает, что это из-за Розы… И хотя Береника дала Бланшетте клятву, она вполне может рассчитывать на скромность Орельена, не правда ли?
— Значит, это не из-за мадам Мельроз? Тогда из-за чего же? Ведь в таких случаях прежде всего думают о детях. Да и сама Бланшетта — человек глубоко религиозный!
Откровенно говоря, сцена, которую Бланшетта устроила Эдмону, придравшись к первому попавшемуся предлогу, имела единственную цель — скрыть истинные причины нежелания идти на вечерний вернисаж Замора. Перед возвращением Эдмона домой произошла ужасная сцена между нею и Береникой. При одном воспоминании об этом ночном разговоре Беренику и сейчас еще бросало в дрожь. Такая необузданная ревность.
— Она ревнует вас? Бланшетта?
Береника нетерпеливо шевельнулась на своем пуфике. Не мог же он в самом деле не знать, что Бланшетта любит его, Орельена. Их частые встречи…
— Бланшетта? Меня? Но это же чистое безумие!
Береника пропустила это восклицание мимо ушей. Между Бланшеттой и ею произошла ужасная ссора. Бланшетта почему-то вбила себе в голову, что вернисаж открывается ради портрета Береники и превратится в триумф Береники. Ни за какие блага мира она не пожелала переступить порога галереи Марко-Поло. Она осыпала Беренику несправедливыми упреками, наговорила ей бог знает что, даже плакала… Береника, естественно, не могла себе представить дальнейшего развития событий и твердо решила поехать на вернисаж с Эдмоном без Бланшетты, но Эдмон заявил, что он обещал зайти за Розой Мельроз; тут Бланшетта избрала другую тактику — теперь уж Береника не смела ехать с Эдмоном и его любовницей и оставлять ее, Бланшетту, дома одну. Не могла же Береника откровенничать со своим двоюродным братом, иначе она бы выдала Бланшетту, вернее, ее тайну…
— Что за глупейшая история!
Глупейшая или нет, но, так или иначе, женщины остались дома с глазу на глаз, и постепенно ярость Бланшетты, ее тоска достигли поистине неслыханного накала. Так что Береника даже почувствовала к ней жалость. Бланшетта стремилась добиться одного — разлучить Беренику с Орельеном. Она унижалась, неистовствовала, угрожала. Не было такого оскорбительного предположения, которого Бланшетта не высказала бы в этом бредовом состоянии. Несколько раз она бросалась к ногам Береники и умоляла ее не оставлять детей, если с ней, Бланшеттой, что-нибудь случится. Береника, конечно, не могла даже предполагать, о чем идет речь, и поддалась сначала чувству отвращения. И очень сожалеет о тех словах, которые в запальчивости сказала Бланшетте… Впрочем, она не совсем помнит, что наговорила… Тогда Бланшетта стала умолять сохранить тайну ее любви к Орельену, ни намеком не дать догадаться о ней Эдмону, всячески поддерживать его в заблуждении: пусть считает, что она ревнует его к Розе…
— Думаю, что тут она мне солгала и что это обстоятельство тоже ей небезразлично, — сказала Береника. — Но мне кажется, что в голове у нее как-то смешались вы двое — вы и Эдмон… Впрочем, это стало ясно из дальнейшего… Бланшетта начала ждать Эдмона, а он все не возвращался. Вдруг ночью кто-то позвонил, и этот звонок произвел на нее просто ужасное впечатление… Она подумала, что звонит Эдмон, но оказалось, что это ошибка, трубку повесили… Тогда она совсем сошла с ума… Я боялась оставить ее одну, я уже ей все простила — она была такая несчастная. Потом она легла в постель, я подумала, что она уснула, и ушла к себе. А утром выяснилось, что она приняла веронал…
У Эдмона был весьма озадаченный вид. Но когда он понял, что Бланшетта вне опасности, — он просто взбеленился. Приходится все время смотреть за ней, сидеть у ее постели, тормошить…
— Нет, нет, я не могу остаться, я должна быть возле Бланшетты… простите меня, Орельен…
Не мог же он при таких обстоятельствах ее удерживать. Все обернулось удручающе нелепо.
— Когда мы увидимся? — настойчиво допрашивал он.
— Завтра… завтра я вам позвоню…
Он попытался было обнять ее. Она уклонилась от его объятий. Орельен вдруг почувствовал, что она уже не та, не прежняя, что-то в ней переменилось. Как она далека.
— Я вам позвоню, — повторила Береника, захлопывая за собой дверь.
