– О, очень жаль! Я так хотела увидеть твоих сыновей. Я помню их подростками! – пожалела Вяземская.
Как легко заметить, в этих двух замечаниях проявилась разница характеров женщин.
Войдя в дом, подруги не могли не почувствовать тесноту. Места в нем было мало, но при этом все оказалось так разумно размещено, что опять прозвучали возгласы удивления и восхищения.
– Зина, как все удобно! – Ольга Евгеньевна кивнула на самый высокий шкаф, в котором стояли и книги, и безделушки, и макеты каких-то машин.
– На заказ сделали, для наших масштабов найти что-то подходящее в магазине почти невозможно.
– Здорово! Очень здорово! – Вяземская вдруг представила такой шкаф в своей комнате – как практично: для каждой мелочи предусмотрена своя полочка, а места он занимает совсем немного.
– Послушай, уж коль ты строила сама, почему не сделала дом просторнее? – Софья Леопольдовна практичным немецким глазом увидела все те проблемы, которые могут возникнуть в этом жилище.
– Софа, причина одна – деньги. Деньги. Я не могла размахнуться, потому что должен быть запас. Неприкосновенный запас. Сама понимаешь, нам не по двадцать лет. Вдруг кто жениться задумает, или что случится, не дай бог!
– Так, никого и ничего не слушай. Удобнее и уютнее места я не видела. А ты знаешь, в нашем Софрине дома всякие. И у соседей в гостях я была. Зина, это лучшее, что я видела, поверь мне!
– Спасибо тебе, – Лопахина обняла подругу.
– Нет, мне тоже очень нравится, – спохватилась Софья Леопольдовна, – я просто рассуждаю.
– Девочки, мойте руки, садимся за стол! Честно говорю – готовила не я. Заказала в известном ресторане, я с ним часто работаю. Обещали, что для нас все сделают исключительно хорошо!
Возникла небольшая суета: сталкиваясь в узких местах маленькой гостиной, подруги устремились в ванную, где привели себя в порядок – причесались, помыли руки и зачем-то перед самым обедом подкрасили губы. «Знаешь, я не совсем понимаю, зачем Зиночке этот огород, она могла бы там поставить маленький гостевой дом – ну, одна комнатка, гостиная, где всех принимают, а жилое пространство неприкасаемое», – зашептала Софья Леопольдовна под шум льющейся из крана воды.
Вяземская не вступила в сепаратные обсуждения:
– Софа, ты в гостях, не лезь с замечаниями. Как люди смогли, так и сделали.
– Нет, ну я же просто так…
– Софа, я тебя хорошо знаю… – Ольга Евгеньевна примирительно, но вместе с тем предостерегающе улыбнулась.
Когда они вернулись в гостиную, на столе уже были закуски, лепешки, дымилось горячее.
– Подруги, начнем с шампанского, а потом будем пить кьянти. Из Италии привезено, настоящее…
– Ах, Италия! – вдруг неожиданно воскликнула Ольга Евгеньевна, подруги посмотрели на нее с удивлением и сожалением. Они не раз обсуждали этот странный поступок Вяземской, когда она отказалась от явного счастья и любви.
– Он тебе хоть иногда пишет? – поинтересовалась Софья Леопольдовна и спросила, обращаясь к хозяйке дома: – Я закурю?
– Кури! – махнула рукой та. – К мальчишкам гости приезжают – проветриваю потом два дня. Муж только ворчит.
– Софа, не надо, перекусим, пойдем в сад, там покуришь, – Ольга Евгеньевна выразительно посмотрела на подругу. Дело в том, что Вяземская уже сталкивалась с мужем Лопахиной и вынесла о нем весьма неласковое суждение. «Да он просто хам! Как Зину угораздило выйти за него, да еще двоих детей родить?!» – подумала она тогда, но вслух никогда ничего не говорила, а только, помня об этом впечатлении, старалась, чтобы Лопахиной не доставалось от мужа из-за подруг. Но Софья не заметила предостерегающего взгляда, а может, не сочла нужным заметить. Она аппетитно затянулась сигаретой и обратилась к Вяземской:
– Так ты скажи нам, он пишет тебе? Или ты ему?
Теперь наступил черед Лопахиной укоризненно взглянуть на Софью:
– Сначала мы выпьем за встречу. За нашу дружбу, за будущее. А потом уже примемся вопросы друг другу задавать!
Женщины подняли и сомкнули бокалы. Затем настал черед угощения – все действительно оказалось очень вкусным, свежим, по-восточному острым. Было много южной зелени, которая заполнила пряным ароматом весь домик. И за трапезой подруги наконец утратили настороженность, которая неизбежна после долгой разлуки, после неизвестности – а какие перемены случились с ними, как поменялся характер? Сейчас, за столом, стало понятно, что они не переменились, были точно такими же, как и пять лет назад, и семь, и десять. Стало ясно, что они сохранили присущие им черты, не приобрели ничего такого, что отвратило бы их друг от друга, что время и обстоятельства не испортили их.