Выбрать главу

Максим Березовский держал экзамен не на правах итальянца, а в качестве «иностранного композитора» для того, чтобы, как это специально оговаривалось, быть капельмейстером у себя на родине.

То была вершина славы. Итальянское общество любителей музыки избирает его также и своим капельмейстером. Он пишет одно за другим несколько хоровых произведений, упоминаемых в печати, но до нас не дошедших. Триумфом же его пребывания в Италии стала постановка в Ливорно оперы «Демофонт», либретто к которой было написано вышеупомянутым Пьетро Метастазио, обеспечивавшим текстами многих европейских композиторов XVIII века — Г. Генделя, К. Глюка, И. Гайдна, В. Моцарта и др. Ливорнская газета «Новости света» 27 февраля 1773 года отмечала: «Среди спектаклей, показанных во время последнего карнавала, надобно особенно отметить оперу, сочиненную регентом русской капеллы, состоящим на службе у Ее величества императрицы всея России, синьором Максимом Березовским, который соединяет живость и хороший вкус с музыкальным знанием».

Именно с этого момента начинается тот период в жизни Максима Созонтовича, который по сию пору окутан всевозможными легендами. Одна из них связана с «Демофонтом» и отъездом композитора на родину.

Однажды среди книг и бумаг частного библиофильского собрания я отыскал тоненькую брошюру. Изданная в первые годы Советской власти в Одессе чрезвычайно маленьким тиражом, так, что, по-видимому, сохранилась буквально в нескольких экземплярах, брошюра содержала ряд статей, посвященных истории русской культуры. Среди них я, к великому моему изумлению и совершенно нежданно, обнаружил статью тогда еще молодого, начинающего исследователя, а впоследствии прославленного академика, известного советского ученого-литературоведа М. П. Алексеева, которая называлась «Максим Созонтович Березовский». С интересом я раскрыл раритет и стал читать. Текст сразу же показался знакомым. Действительно, в одном из московских архивов я читал машинописный вариант статьи, правда, менее объемный. Именно здесь еще раз была подтверждена та легенда, которая связала два, вернее, три имени: Максим Березовский — княжна Тараканова — граф А. Г. Орлов.

Некоторые современные исследователи опровергают эту связь. И все же…

Суть легенды, достойной пера Александра Дюма, состояла в следующем. Композитор, так или иначе имевший отношение к событиям, разворачивавшимся в это время в Италии, куда прибыл русский флот под командованием графа А. Г. Орлова — брата фаворита Екатерины II, не мог не выполнять, как теперь выяснилось, некоторые дипломатические, курьерские и иные функции, необходимые для Российского государства. По всей видимости, он мог даже несколько раз «челночным» образом совершать поездки из России в Италию и обратно.

В начале 1774 года началось знаменитое дело княжны Елизаветы Таракановой, которая объявила себя претенденткой на русский престол. Имя ее тогда гремело по всей Европе. Называла она себя в султаншей, и принцессой Азовской, и Елизаветой Владимирской. Граф А. Г. Орлов получил задание выкрасть самозванку, им же и была разработана операция по ее вывозу, невольным соучастником которой, если следовать легенде, стал Максим Березовский.

Далее все происходило так. В феврале 1775 года для княжны, проживавшей в итальянском городе Ливорно, где как раз стояли на приколе русские корабли, было устроено большое торжество. Началось оно с постановки оперы «Демофонт», сочиненной Березовским. Восторг княжны от оперы был неописуем, она позволила пригласить себя на русский фрегат, дабы продолжить праздник застольем. И лишь только ступила на палубу, как матросы сбросили трап, подняли якоря и фрегат вышел в открытое море… Максим Созонтович будто бы принимал участие в застолье. А так как отход фрегата и его «гости» содержались в строжайшем секрете, ему пришлось остаться на корабле. Так, с эскадрой Орлова Березовский возвратился на родину.

Сюжет прямо-таки для приключенческого романа. Он привлекал внимание многих. Итальянский период жизни Березовского использовал и Нестор Кукольник в своей нашумевшей повести, названной именем композитора. Опирались на него исследователи еще целое столетие. Но вот недавно музыковедом М. Г. Рыцаревой был найден рапорт, писанный в Риге, о тех, кто проезжал через границу России 19 октября 1773 года: «Из Варшавы куриерами капитан Траизе и карнет князь Баратаев. Из Италии Российской Капельмейстер Максим Березовский и служитель Архип Марков». Стало быть, не мог быть Березовский в Ливорно при похищении Таракановой. Но вспомним о «челночных» поездках композитора. А что, если он все-таки еще раз съездил в Италию? Для отрицания этого факта, так же как и для его подтверждения (впрочем, в качестве подтверждения есть устоявшаяся легенда и статья М. П. Алексеева), никаких данных нет. Более того, мы вообще почти ничего не знаем об остальных трагических годах его жизни, особенно после возвращения в Петербург.

С момента приезда на родину начинается как бы новый, самый грустный этап в жизни композитора. Он назначается на должность придворного капельмейстера. Но, судя по всему, талант его не был применен с наибольшей отдачей. При дворе господствует плеяда итальянских музыкантов во главе с Джузеппе Сарти. И вот тут-то происходит еще одно событие, по-видимому, сыгравшее важную роль в последующем крушении его жизни. Новый фаворит Екатерины Г. А. Потемкин задумал подкрепить свой проект создания государства на юге России открытием в его будущей столице Екатеринославе музыкальной академии. Последняя должна была бы соперничать по уровню музыкантов-преподавателей с такими известными академиями, как, например, та же Болонская. Потемкин долго и систематически «вербовал» нужных для этого людей, а Березовского, как наиболее выдающегося русского композитора, да еще и как дипломированного академика, заочно назначил директором академии. Но этот проект организации музыкального центра, невзирая на то, что стоял он «на повестке дня» более чем десятилетие, так и не был осуществлен. Неудачи, очевидно, преследуют композитора. И 24 марта 1777 года жизнь Максима Созонтовича Березовского трагически обрывается.

Нынешние любители музыки хорошо знают концерт Березовского «Не отвержи мене во время старости», записанный на пластинки, неоднократно исполняемый со сцены. Близость к нашему современному музыкальному, да и вообще к эстетическому восприятию этого концерта поразительна. Он современен в буквальном смысле этого слова, хотя бы по эмоциональной силе, воздействующей на сердца слушателей со всей своей страстной сокрушительностью. Я не встречал еще человека, даже считающего себя некомпетентным в области музыки или не обладающим слухом, который бы с первого же раза не испытал потрясения от соприкосновения с этим поистине великим творением. Это проникновеннейшее по мелодике произведение — грустная песня человека, для которого одиночество — непосильное, неизъяснимое бремя, а старость, угасание творческих возможностей, прекращение бурной, насыщенной событиями и борениями жизни — ужасная мука, как бы прижизненная смерть… Максим Березовский не дожил до этих лет, не изведал старости. Он безвременно ушел в возрасте, ставшем роковым для многих гениев нашей культуры. Причин для такого конца, как бы мы ни старались их определить, мы не знаем. Для этого нет достаточных данных. Но одной из них, быть может, стала материальная нужда. Жил он в последнее время в долг. «По смерти его ничего не осталось, и погрести тело нечем…» — отметил директор придворных театров Иван Перфильевич Елагин. Другой причиной, может быть, стало то, что Березовский не смог найти себя в музыкальном мире России. Потеряв «почву», он столкнулся при дворе с такими же «итальянцами», каким стал он сам. Здесь он был как бы не нужен, а внести новую струю в русскую музыку, как это сделал после него вернувшийся из той же Италии Дмитрий Бортнянский, он уже не мог..