Жизнь его, как и прежде, была насыщенна. Светские визиты сменялись торжествами у петербургских вельмож. Композитор время от времени участвует в музыкальных постановках, поощряемый частными лицами. Знатные особы считают за честь в особо торжественных случаях пригласить его в качестве капельмейстера или хормейстера. К. Книппер, основавший свой камерный «Вольный театр», которым в те годы управлял И. А. Дмитриевский, приглашает Бортнянского для участия в оперных постановках. Целыми днями Бортнянский пропадает в театре. Музыкальной частью его ведал Василий Пашкевич — известный и одаренный композитор. Приятно было рука об руку работать с таким мастером. Так, в трудах, в суете, пролетали один за другим дни, годы…
И тут фортуна вновь улыбнулась Дмитрию Бортнянскому. Джованни Паизиелло, продолжавший блистать звездой первой величины в музыкальной жизни российского двора, вдруг попросил у императрицы годичный отпуск. Поводом стала его ссора с театральной дирекцией; да и в Италии, где его слава за это время померкла, он давно уже не был. Музыкант был отпущен и в самом конце 1783 года выехал в экипаже по пути в Варшаву. Контракт, оговаривавший условия отпуска, был подписан заранее. Паизиелло обязался вернуться в Петербург к 1 января 1785 года.
Но музыкальная жизнь двора не могла остановиться в связи с отъездом именитого итальянца. На период отсутствия Паизиелло капельмейстером и клавесинистом при дворе наследника — Павла — назначают Дмитрия Степановича Бортнянского. Он начинает писать инструментальную музыку для всевозможных нужд «малого» двора, а также дает уроки супруге Павла — Марии Федоровне. Нельзя сомневаться в том, что выбор великокняжеской четы был верен. Мягкость, утонченность, свободный, но вместе с тем сдержанный стиль в обхождении, аристократизм, необходимый для «вращения» в столь знатном кругу вельмож, — все это было свойственно Бортнянскому. Но все же главными его достоинствами были талант и огромный творческий потенциал. И хотя его работа должна была состоять из воплощения капризов и желаний наследного князя, но это не значит, что композитор не имел возможности вкладывать в свой труд высокий смысл и настоящее вдохновение.
Так прошел год. Настает 1 января 1785 года. Паизиелло, ссылаясь на самые неопределенные обстоятельства, в Россию не возвращается. Дмитрия Бортнянского оставляют при «малом» дворе. Ему предстоит нелегкая работа по «заглаживанию грехов» именитого итальянца, который после отъезда заочно рассорился с Марией Федоровной, любившей на музыкальных занятиях разучивать новые сонаты. Бортнянский подготавливает для нее новый альбом собственных пьес, предназначенных к исполнению на фортепиано, клавесине и клавикорде. Роскошно оформленный и весь выписанный от руки автором, он был затем преподнесен им великой княгине с личным ей посвящением. Пристрастия Марии Федоровны к сонатам были удовлетворены. Открывался альбом восемью произведениями этого жанра для клавесина. Не выделяясь замысловатостью формы, эти сонаты привлекали своей мелодичностью, даже напевностью, особенно в тех местах, где среди музыкальных построений типично итальянского характера вдруг появлялись обрывки фраз или целые обороты из плясовых песен — русских и украинских… Забегая вперед, скажем, что в настоящее время сонаты Бортнянского включены в репертуар современных детских музыкальных школ, их с успехом исполняют старшеклассники.
Но для нас, современных слушателей, павловский период жизни и творчества Бортнянского интересен прежде всего его достижениями в опере. Еще три прекрасных образца этого музыкального жанра вышли из-под его пера — это оперы «Празднество сеньора», «Сокол» и «Сын-соперник». Все они так или иначе были связаны с бытом павловского «малого» двора. Даже роли в них исполняли придворные. Опера «Сын-соперник» после того, как была восстановлена, предстала полностью перед нами, слушателями XX столетия, лишь в феврале 1985 года, когда в Концертном зале имени П. И. Чайковского состоялось ее первое (!) исполнение в Москве. Вот как порою иронично распоряжается судьба наследием российских музыкантов!..
Своеобразный, установившийся порядок жизни и быт Павловска всегда отличала романтическая отрешенность от неожиданных ударов и падений метеоритов судьбы, которые с устрашающим ревом и вспышками проносились и сгорали на небосклоне российской истории. Эстетическая насыщенность расписных декораций, наполнявших парк, восторженная пылкость отношений, свойственные здешним традициям, — все это вместе с тем переплеталось со взрывчатыми поступками наследника престола, цель и последствия которых никто не мог предугадать. Лишь музыка сглаживала все шероховатости быта. Она звучала в Павловске так же беспрерывно, как и пение птиц. В опере, в моменты эмоционального переживания самых великолепных вершин, которые только может достичь искусство, не существовало разделения на ранги, не было раздоров и непонимания, а было лишь обаяние проникновения в мир прекрасного.
Дмитрий Степанович хотел написать еще одну оперу, на сюжет романа «Поль и Виргиния» Бернардена де Сен-Пьера. Оставив на время другие замыслы, он начал работу, но не успел закончить ее, ограничился рядом романсов на французские тексты для домашнего музицирования. Поскольку обратилась к нему с таким предложением сама княгиня Елизавета Алексеевна, супруга сына Павла Петровича — Александра. Всем известен был ее чистый и сильный голос. Специально для юной певицы и подготовил сборник французских романсов Дмитрий Степанович. Книгоиздатель Брейткопф, уже давно опекавший композитора, охотно взялся отпечатать ноты. В 1793 году «Сборник романсов и песен» увидел свет… В наши дни этот сборник был переиздан и разошелся мгновенно. Легкий и мелодичный песенный аккомпанемент в союзе с простым и понятным текстом (перевод выполнен Т. Л. Щепкиной-Куперник) предопредилили успех издания. Романсы эти естественно и просто входят в репертуар современного домашнего семейного музицирования.
Романсы Бортнянского становятся новой его визитной карточкой для входа в лучшие дома и салоны Петербурга. Продолжая заниматься делами придворного капельмейстера, он большую часть времени проводит вне двора. Знания настоящего коллекционера живописи, приобретенные им еще в Италии, сближают его с покровителем российских дарований, образованнейшим человеком своего времени графом А. С. Строгановым. Знакомы были они уже давно. Еще в 1788 году труппа из Павловска выступала на сцене театра Строганова с комической оперой «Нина, или Безумная от любви». Теперь по совету же Александра Сергеевича композитор вступает в Музыкальный клуб, где знакомится с Д. И. Фонвизиным и ветераном русской сцены И. А. Дмитриевским. Строганов сводит его с Г. Р. Державиным. В один из вечеров, когда во вновь отстроенном после пожара строгановском дворце на Невском у Мойки собрались именитые российские музыканты, художники и писатели, Гаврила Романович предложил композитору написать совместно поздравительную кантату в честь хозяина. Через две недели текст ее был готов, а чуть позднее Дмитрий Степанович принес поэту готовые ноты. «Песнь дому любящего науки и художества» — так была названа кантата — впервые исполнялась во дворце Строганова в 1791 году…
Гаврила Романович Державин высоко ценил талант Бортнянского. У себя дома он хранил ноты его хоровых сочинений, для которых составил специальный «Реестр». В своих трактатах о музыке он неоднократно ссылался на творчество композитора и ставил его не только в пример многим другим, но и в один ряд с выдающимися музыкантами мира. «Кто хочет упражняться в сочинении стихов для… музыки, — писал поэт, — советоваться нужно ему с главными основателями… как то: с Палестрином, Дурантом, Парголезием, Бакхом, Гайденом, Плейелем, Сартием, Березовским, Бортнянским и прочими»[6].
Дмитрий Степанович пишет песни и гимны, творчески сближается с именитыми российскими поэтами М. М. Херасковым и Ю. А. Нелединским-Мелецким. Это содружество рождает ряд интересных произведений, например, гимн «Коль славен».
6
Г. Р. Державин, следуя законам языка XVIII века, называет здесь композиторов Д. Палестрину, Ф. Дуранте, а также современников Бортнянского Д. Перголези, по-видимому, Ф.-Э. Баха — сына И.-С. Баха, И. Гайдна, И. Плейеля, Д. Сарти и, конечно же, Максима Березовского.