- Бушприт оботри, искатель, - проворчал Правдивый, косясь на бабочку. - Ты ее зубами, что ль, ловил?
Сема не обратил внимания. Он ликовал от замусоренной шевелюры до полоски грязи на щетинистом подбородке. На носу тоже была грязь. Надо же, две недели ни дождика, почвы - сплошной песок, а он...
- И если можно, Игорь Николаевич, то прямо сейчас. Дорога, что называется, ложка...
- Да мала чашка, - опять перебил Правдивый. - Не считается, ничего ты ему, Игореха, не должен. Она ж дохлая. Ее, может, ветром занесло.
- Т-то есть как? - зазаикался побелевший от обиды Сема. - К-как это занесло? Да совсем ведь свежая! Да я ее в-все утро в-выслеживал! Я час к ней подбирался, чтоб не спугнуть...
- Ну да, как к глухарю - на третьей песне. А я говорю, дохлая и ветром занесло.
- Нет, ну, Игорь Николаевич, ну сами посудите. ..
- И с чего это ты взял - лимонница? Откуда лимонница? Я чего-то никаких таких лимонниц в глаза не видел.
- Да вот же, вот пятнышки, - тыкал ногтем с каймой Сема. - Вот, поглядите.
- Мальчики! - донеслось из угла Ларис Иван-ны. - Что там у вас? Доброе утро, Самуил.
Сема невнимательно оглянулся и даже не кивнул. Он весь был тут.
- Вы не смотрите, что пыльца немного потерта, это я ее майкой...
- Это пари, Ларис Иванна, - сказал я, поднимаясь. - Я проиграл и вынужден платить. Иду за чековой книжкой.
- Никуда не ходи, Игореха, - гнул свое Правдивый под пятый стакан. Ничего ты не проиграл. Понял! - Он с грохотом впечатал подстаканник в столешницу. - Он ее из могилы раскопал! Животное, значит, усопло, схоронили, как полагается, чего надо сказали, чего надо выпилм, а он подглядел - и шуровать. В целях конспирации - рылом. Чтоб без отпечатков пальцев.
- Ах, Александр, что вы такое говорите...
- То-ч... Расхититель могил, вот он кто. Саркофаг таманхамоновский кто попер? Скажешь, не ты? Ах, не ты...
Я пошел к себе за расплатой, оставив Правдивого развлекаться в свой день рождения, который тоже наверняка был липовым. "Ты мне не гони. Тебе сказали чего? А! - на-се-ко-мо-ё. А бабочка, она как полуптица, понял? Вот пингвин, он полуживотное, а бабочка - полуптица. К вообще, какой ты Сема, когда ты Самуил? Шмуля ты, вот ты кто". Переливчатое сопрано Ларис Иванны: "Как, неужели действительно бабочка? Прелесть какая! Нельзя ли поближе Самуил, будьте любезны..."
***
Коттедж состоял из прихожей, двух комнат и туалетной с душевой. Другие, должно быть, такие же. Снаружи, по крайней мере, все одинаковые. Я путался первые день-два, натыкаясь на запертые двери. Это не обязательно были нежилые домики, просто оказалось, что в Крольчатнике принято запираться. Ключ от своего я тут же потерял и забыл о нем.
Я сразу прошел в туалетную, взял, что было нужно, и почти двинулся на выход, но что-то заставило заглянуть в комнаты. Не то чтобы меня привлек посторонний звук, или я заметил краем глаза детальку вроде переставленной книги, сдвинутого плаща на вешалке в прихожей. Я не успел заиметь здесь установленного порядка вещей. Внезапный позыв - за годы, проведенные в одиночестве, я научился не пренебрегать ими.
Прислонившись к косяку второй комнаты, которую я называл кабинетом, я думал, что было бы очень здорово найти здесь сейчас угрожающее письмо из вырезанных газетных строк. Развалившегося в кресле наглого собеседника, что напутствовал меня перед Крольчатником, явившегося продолжать. Рыжего Хватова, решившего со мной окончательно разобраться. Хоть, черт возьми, труп в луже дымящейся крови с торчащей рукояткой ножа! Вообще, я потому и назвал эту комнату кабинетом, что тут стоял письменный стол с принадлежностями и висели полки с книгами. Я не знал, что хранится в ящиках массивных тумб стола, и не собирался пробовать ни одно из торчащих в обширном приборе перьев. Я также не сниму крышку футляра пишущей машинки скорее всего очень хорошей, решил я, увидев впервые. Я бы с удовольствием совсем не входил в эту комнату, но помимо книг здесь стояла видеодека с монитором и при ней девяносто пять - посчитал - кассет с приключениями, развлекалками, легкой эротикой и классным мордобоем. Перетаскивать все это хозяйство в спальню не хотелось.
Я стоял, смотрел, представлял себе, насколько бы мне было легче найти что угодно, но только не то, что нашел.
На грушевой столешнице, посредине, лежала готовая стопа чистой писчей бумаги, сверху два очинённых до игольчатости карандаша. Рядом точилка в виде задорного поваренка с ручной мясорубкой. Крышка одной из чернильниц в приборе откинута. С одного угла высилась расчехленная машинка, угадал я, надежнейший неподъемный "Рейнметалл" с немножко не так расположенными "э", "ы" и "ц", твердым и мягким знаками. При "Рейнметалле" тоненькая папочка с копиркой. С противоположного угла стола на вычурной решеточке стоял блестящий пузатый кофейник, и в изящном лоточке под ним догорала таблетка сухого спирта.
"...Позвольте пригласить вас на тур, графиня?
Ах, нет, я уже обещала эту мазурку князю.
Что такое, графиня? Что я слышу? Ему? Мазурку, которая по праву принадлежит мне?! Стреляться! Стреляться!.."
Так и не переступив порога кабинета, я повернулся и пошел из дому. Мне очень хотелось смести все со стола, рвать занавеси, бить, крушить, но я не сделал этого.
"...Куда же вы, граф? Как же дуэль?.."
Не-ет, господа аристократы, уж лучше я пойду валять дурака. Как все.
***
Полку нашего прибыло. За четвертым придвинутым столиком Кузьмич, пошевеливая седенькой эспаньолкой, деликатно кушал сливки с сухариками. Снежные локоны Кузьмича ниспадали на бархатную блузу, круглая шапочка возлежала на челе со старческими веснушками. Правдивый держал перед собой полный стакан чаю на тыльной стороне ладони.
- ...и когда трэтий джигит сэл на самого га-аря-чего коня, взал самую острую саблу и на всом скаку разрубил самое ма-алэнькое яблоко на голове Тамары, с головы ее нэ упал ны а-адын волос! Но и этого джигита Тамара прыказала сбросить в пропасть. Он крычит: "За что?!" А она ему: "За компанию, да-ара-гой, за компанию..." Так выпьем же з-за компанию! - И Правдивый обрушил в себя полный стакан. - О, Игореха! - сказал он сырым голосом. - Принес?
Я уселся на место. Сема прятал глаза, но не мог не возвращаться к моему оттопыренному карману. Щеки его пылали под щетиной, уши торчали ломтиками августовского помидора.
- А что, Санек, и ты будешь? - спросил я невинно. - Здравствуйте, Кузьма Евстафьевич.