Аид согласился отпустить Эвридику при одном условии: Орфей не должен был её видеть до выхода на свет. В душе музыканта тут же расцвела надежда. Он дал своё согласия без промедления.
— Она пойдёт за тобой, но ты — ты не должен оглядываться. Стоит тебе обернуться — ты потеряешь её навсегда! — напомнил ему царь.
Когда Орфей вышел из залы, он ещё не знал, что его ожидало самое сложное испытание. Соблазн оглянуться был слишком велик.
Он угнал ТАРДИС. Снова. Там в монастыре, пока Доктор ковырялся с кодом, Клара рассматривала его и не могла узнать. Слова Охилы поразили её.
— Четыре с половиной миллиарда лет? — её робкий шёпот болезненно прозвенел над ним. — Я была мертва и… Зачем? Зачем ты издевался над собой?
Доктор взглянул на неё с испугом. Разве она не понимала? Разве не очевидно, что всё это он проделал для того, чтобы спасти её? Он наступал на горло смерти, бесстрашно рисковал собой, подверг себя настоящей пытке. Ради кого человек может быть способен на такое самопожертвование? Даже если бы ей нужны были объяснения, для них не было времени. Стоит тебе обернуться — ты потеряешь её навсегда!
Дорога до Стикса пролетела в один миг. Орфей бежал вперёд и старался даже не думать о том, что оставалось за его спиной. Харон молча перевёз его обратно. До чудесного живого мира оставалась лишь небольшая лестница.
— Проверь свой пульс, — сказал Доктор Кларе, вводя координаты.
Он всей душой надеялся, что вселенная сжалится над ним. Только бы её сердце застучало, только бы…
— Доктор, его нет, — её голос заставил его вздрогнуть. — Я не могу нащупать пульс.
Подлетев к ней, он перехватил её запястье.
Солнечный свет почти касался его лица. Орфей был всего в нескольких шагах от выхода из подземного царства, когда угнетающая тишина сзади показалась ему пустой. Идёт ли за ним Эвридика? Не обманул ли его Аид? Позабыв обо всём, Орфей не сдержал своего обещания и обернулся.
Эвридика!
По лицу Клары Доктор сразу понял, что случилось нечто, что он не мог предугадать.
— Что ты сделала?
— Что я могла сделать? — Клара держала его очки, как меч в руке, будто бы пытаясь защититься. — Я поменяла полярность.
Игра зашла слишком далеко. Почему, почему у него не было запасного плана? Он должен был предвидеть, чем кончится её безрассудство. Они заигрались, слишком заигрались и забыли о тех правилах, которые всегда стоило соблюдать. В том, что случилось, была только его вина. Исправить это можно было только одним способом — через боль, которая станет ему наказанием и вечным напоминанием о том, кто он есть. Доктор смотрел на Клару и чувствовал: это — конец.
— Посмотри, как далеко я зашёл из-за страха тебя потерять.
Тень Эвридики, следовавшая за ним шаг в шаг, отлетела от Орфея, как от огня. Прекрасная улыбка последний раз тронула её губы. Теперь она была потеряна для него навсегда.
Клара улыбнулась, как он и просил. Её большие глаза, для которых нужно было три зеркала — Доктор до сих пор не понимал этого, наполнились слезами. Последнее, что он почувствовал — прикосновение её тёплых губ. Он был уверен, что запомнит это. Но темнота, заслонившая собой её улыбку, украла у него даже эти воспоминания.
— Образ Эвридики стёрся из его памяти и перестал терзать его, когда он вышел на свет, — Доктор грустно улыбнулся. — У Орфея была долгая жизнь — слишком долгая, какой он и сам не желал. О своей несчастной любви он сложил немало песен. Они были красивыми, но очень грустными.
Взглянув на царицу Фотину, он увидел слёзы в её глазах. Царь Фидон сдержал своё слово: Доктора и Билл отпустили в ту же минуту, дали им на память красивый браслет в виде змеи с драгоценными камнями и даже хотели предложить повозку, но они отказались.
Уже в ТАРДИС Билл, налюбовавшись браслетом, заметила, что Доктор как-то загрустил. Он схватил стоящую в углу гитару, перекинул ремень через плечо и принялся что-то наигрывать. Его рассказ впечатлил Билл не меньше, чем царицу, но куда больше её теперь беспокоило настроение Доктора.
— Ты выбрал хорошую историю, — сказала она, подойдя к нему. — Только вот, насколько я помню, Орфей не забывал Эвридику, а страдал из-за любви к ней до конца жизни.
Доктор тихо усмехнулся и отпустил ручной тормоз. По тому, как он пытался избежать прямого контакта глаза в глаза, Билл поняла, что задела его. Может, он вспомнил что-то личное? А вдруг он сам встречал этого Орфея и знал историю из первых уст? Всего одного взгляда на него с гитарой в руках было достаточно, чтобы всё понять. Билл чуть приоткрыла рот от неожиданной догадки.
— Это как посмотреть, — отозвался наконец Доктор. — Вергилий и Овидий напишут об этом только через двести лет. Может, до них дошла уже другая трактовка?
Лукавая улыбка, которую он попытался изобразить, выглядела непривычно тоскливой, а заигравшая мелодия придавала ей ещё больше меланхоличности.
— К тому же, кто сказал, что нельзя страдать от любви и не помнить её? — нахмурился Доктор, взяв ещё один аккорд. — Точнее не помнить, но любить. Знаешь, воспоминания становятся историями, когда мы забываем их. А впрочем, как кто-то мне однажды сказал: может, некоторые из них становятся песнями?