- Я нет. Воронец наблюдает в бинокль. А что?
- У меня с ним пропала связь. Минуту назад, как раз во время сеанса. Пилоты докладывали, что подлетают к платформе, уже видят установки и различают переборки этажей, но людей не наблюдают. Странно при подлёте, верно? Обычно все буровики высыпают на верхнюю палубу и начинают приветственно махать руками. А тут – тишина и безмолвие.
- И что?
- Когда передавали последнюю фразу, их будто обрубило. На середине слова. Как вроде вырвало провода, или вынуло шнур из розетки. Видишь сейчас их?
Воронец передал назад бинокль. Дроздов вгляделся в окуляры, поправил верньер настройки расстояния и, наклонившись к плечу, где висел трансивер, прокомментировал:
- Завис над взлётной площадкой.
Затем через секунду:
- Что-то не нравится мне его поведение.
- Кого?
- Вертолёта. Кренится куда-то в сторону… Ох!
Дроздов выдохнул одновременно с Воронцом. Пар, шедший изо рта, сразу оседал на воротниках комбинезонов мелким инеем, похожим на кристаллики блестящих стразов.
- Что там? – требовательно зашумела рация голосом полковника.
Костя-Ветерок, до этого держащий под прицелом периметр территории, обернулся на возглас и тут…
Ослепляющая вспышка, как гигантский гриб, прочертила всё небо от горизонта до горизонта, отбросив громадные тени мелких растений и низкорослых кустарников. Все невольно зажмурились и подались назад, падая ногами к эпицентру, как при ядерном взрыве.
- Ложись! – проорал Дроздов. – Вспышка слева!
Фрам вытянулся на земле рядом со своими хозяевами.
Прошло несколько секунд, но взрыва не последовало. Всё та же гнетущая тишина и полное безмолвие. Ни ветерка, ни ударной волны, ни колыхания воздуха.
Ни-че-го!
Дроздов схватил бинокль и, лёжа, навёл его на платформу. То, что он успел заметить в последнюю долю секунды, заставило его похолодеть от оцепенения.
…Огромный водяной тромб бурого цвета вырвался из пучин Баренцева моря, достиг нижних слоёв стратосферы, свернулся в узел и, опадая, увлёк мощный Ми-6 за собой. Машина зацепилась вращающимися лопастями за натяжки буровых установок, развернулась в воздухе, закрутилась как волчок, и через секунду, воспламенившись, теряя запчасти и разваливаясь на куски, низвергнулась вниз. На всё про всё ушло не более нескольких секунд. Тишина стояла такая, что впору было вызывать оркестр, чтобы проверить собственный слух. Всё произошло в полном безмолвии, и лишь сполохи ослепительной вспышки всё ещё продолжали светиться в разных частях морозного неба. Неожиданно сползшее за горизонт солнце последними багряными лучами проткнуло дымную, удушливую завесу сразу вспыхнувшей нефти, кровавые отблески скользнули по воде и погасли. Все четверо, включая и собаку, провалились в небытие, совершенно не чувствуя ни движения, ни запахов, ни какой-либо реальности. Их поглотил какой-то неведомый импульс, добравшийся до побережья вместе со светом вспышки.
Наступил безмолвный вакуум.
********
По мере приближения огня дым немного развеяло. Ветер проносил чёрные хлопья у края небольшого дрейфующего айсберга, словно волны густого, перекатывающегося прилива. За дымом двигалась лента огня шириной около трёхсот метров. Земля под ногами дрожала.
Впереди, в пятидесяти метрах от них, в кипящей черноте возникло какое-то бледное размывчатое пятно небывалой формы, похожее на расплывшуюся кляксу школьной тетради. Послышался чудовищный хриплый вздох, словно из глубин клокотавшей бездны простонал кто-то неведомый, жуткий и безмерно огромный. Такой, леденящий кровь звук, мог издавать только живой организм колоссальных размеров. Над стелющимся дымом появилось окончание какого-то щупальца, извивающегося в конвульсиях, затем ещё одного, ещё. По чешуйчатой коже с огромными присосками стекали ручьи смешанной с нефтью воды, которая тотчас превращалась в протуберанцы пылающих факелов. Показалась и сама голова подводного обитателя, издававшая этот измученный стон, от которого закладывало перепонки. Безглазый монстр глубин, разинутой пастью похожий на гигантскую миногу в форме пузырчатого червя, издал последний предсмертный стон, прокатившийся над побережьем, забился в конвульсиях, и через секунду погрузился в пучину, оставляя на воде пылающие ошмётки плоти. Пылало всё. Пылало побережье, горели вздутые водоросли, тлели уже омертвевшие ветки кустов и деревьев, казалось, сами камни превратились в пылающие факелы, разбрызгивая вокруг себя сгустки расплавленной протоплазмы.
Придя в себя, Дроздов первым делом, по старой закоренелой привычке, бросил мутный взгляд вокруг, отмечая мысленно, где находится и что произошло. Убедившись, что организм начинает работать, ноги-руки целы, он тотчас перевёл фокус зрения на валявшихся тут же товарищей. Сыч уже пришёл в норму, тряся головой и ежесекундно чихая. Воронец, подбирая выпавший из рук бинокль, всё никак не мог подняться на ноги, проклиная, на чём свет стоит свой внезапный обморок. И лишь Костя-Ветерок был уже на ногах, помогая Сычу подняться. Фрам стоял в охотничьей стойке и втягивал шумно через фильтры сгустившийся, казалось, воздух. Огонь до них ещё не добрался, но если не поспешить, придётся весьма худо.