Я молчал, ожидая, когда он уйдёт. Мне нечего было ему сказать. И вообще, меня ученики ждали. Что он мне учебный процесс срывает? Но комендант не отставал.
- Вы меня вычислили, это вызывает уважение. Но зачем сдали меня Тюленичеву? Чего добились? Гораздо грамотнее было бы установить за мной слежку. А теперь вместо меня одного пришлют трёх агентов, про которых вы не будете знать. Вы же не думаете, что место, где зарождается Магия, оставят без наблюдения другие страны?
- Я не контрразведчик, мне эти тонкости неведомы. Я знаю одно - мы будем безжалостно избавляться от всяких наблюдателей. Это наша родина, и мы её будем защищать. В прошедшей войне можно было убедиться, что мы это умеем.
- Лучше поразмышляйте на досуге, почему за все эти годы никто из дальнего зарубежья не попытался установить с вами нормальные цивилизованные дипломатические отношения. Зато меня мгновенно завербовали для нелегальной работы, как только вы скинули Жреца.
Больше всего мне хотелось выхватить у кого-нибудь из парней шпагу и проткнуть насквозь этого самодовольного мерзавца. Прямо в пузо ему! Он же предатель, как его Лёня отпустил?! Продался и теперь ещё поучает, ребусы загадывает! Но он уходил прогулочным шагом, а я чувствовал, что мы не раз ещё встретимся. Я точно это знал, у Наташки что ли предвидеть научился? Иди-иди, мы ещё разберёмся, кто тебе шифровки передавал.
И тут комендант, он же бывший директор интерната и он же бывший шпион крикнул мне через плечо, словно прочитав мои мысли:
- Да, и не подозревайте, пожалуйста, в государственной измене этого бедолагу, скульптора, - комендант открыто насмехался. - Он действительно думал, что украшает постамент шумерской письменностью. А вот кто ему подсунул этот текст, я вам не скажу.
***
- Молодец, девочка, я в тебе не ошибся, - сказал Максим. Он неловко выбрался из подвала и впервые за много лет дышал воздухом Зоны.
- Какая я тебе девочка? - угрюмо спросила Яра. - Я тебя вообще впервые вижу.
Маленькая избушка понемногу заполнялась народом. Ольга с Наташей сразу принялись перебинтовывать ноги Гэндальфу. Он ругался в полубреду, и Максим спросил:
- А ему не хочешь помочь?
- Не к спеху, как будто, - ответила Яра и вышла во дворик. Зона была прекрасна. Светило солнце, лёгкий ветерок гнал запах озона, от аномалий не осталось и следа. Рядом шумел Бумажный лес, и всё это принадлежало теперь Ярославне Шуйской, магу невероятной силы, бывшему агенту Организации Желаемого Будущего.
На крыльцо выскочила пожилая измождённая женщина в ветхом синем халате.
- Доченька! - воскликнула она и бросилась обнимать Яру.
- Здравствуй, мам, - сдержанно сказала Яра и отшатнулась. Ей была неприятна эта женщина, пахнущая сыростью. И остальные люди в синих халатах ей не понравились. Они были растеряны и нелепы на фоне блистающей яркой зеленью новой Зоны. И под ярким голубым небом они тоже были нелепы. Вообще, в этом мире они смотрелись лишними, от них хотелось как можно быстрее избавиться.
- А где папа? - вежливо спросила Яра.
- Так вот же он! - воскликнула женщина и указала на седого мужчину в круглых очках.
- Привет, дочка, - спокойно сказал он.
- Привет.
- Что дальше делать будешь?
- Пока не знаю. Сначала подрасти, наверное, надо.
- Правильно, не торопись.
- А куда мне теперь торопиться? - спросила Яра и пошла прочь.
- Ярочка, а мы? - окликнула её мать.
- Вы? - Яра удивилась. - Ну, вот вам. Живите.
Она кивнула, и все увидели, что на месте полуразвалившейся избушки зомби стоит роскошный особняк. Рядом возникло озеро. Бумажный лес превратился в благоухающий сосновый бор. В озере плавали белоснежные лебеди.
- Побудь с нами. Мы так по тебе истосковались.
- Странно. Сперва бросили в Зоне подыхать, а после, значит, тосковали?
- Не говори так, - одёрнул её отец. - Так было надо. Ты же ничего не знаешь! Мы тебя спасали.
- Ну, вот и спасли, - сказала Яра и решительно пошла в сторону Крепости.
- Ярочка вернись! - закричала мать. - Мы же не могли выйти, пока ты не придёшь!
- Она ещё вернётся, - успокаивая её, сказал отец.
- Никогда не вернётся, - прошептала Наташа.
***
Подготовка к турниру была закончена. Зомби, как главный арбитр соревнований, получил право выхода из Крепости и теперь важно слонялся между праздничных шатров. Лиза обрядила его в зелёный камзол, ярко-красный жюстокор и башмаки с изумрудными пряжками. От шляпы он наотрез отказался, грел голый череп на солнышке.
Из Кузедеевки пришёл большой караван с товарами, встал табором. Вдоль крепостных стен протянулись торговые ряды. Прилавки ломились от колбас, окороков, копченых кур, вязанок сушёной рыбы и кувшинов с напитками. Потихоньку, несмотря на запрет, приторговывали оружием, патронами. Коллегия жрецов Вуду пыталась торговать кровью диких вампиров, но Лахтадрель со сталкерами сразу жёстко, с мордобоем и пальбой, пресёк это дело.
Из Оторвановки прибыл отряд ополченцев. Все бойцы в отряде были женского пола, молоды и хороши собой. Зрители шли из железнодорожного посёлка, из Столицы, даже из дальнего Великого Улуса. Гнали скот, по дороге били дичь в Зоне, и вот уже там и тут воздвиглись огромные вертела над тлеющими угольями, на которых, истекая жиром, целиком зажаривались дикие кабаны. Ветер разносил обрывки серпантинов, конфетти и воздушные шарики.
Над всем этим великолепием возвышалась эстрада, на которой приглашённый менестрель Прокопий небрежным голосом в сопровождении ансамбля исполнял свою новую песню.
Запью сигару молоком
И закушу коньяк халвой
Пусть не обласкан я молвой
Зато я пьян. И босиком
Могу отправиться гулять
По-вдоль красавицы-реки
И встретив у изгиба блядь
Я ей подам руки
Сорву с бронежилета цепь
Позёрства и стыда
Паду нагой в густую степь
Что скажешь ты тогда?
И затоплю пожарче печь
На берегу крутом
Смыть чтобы пепел наших встреч
Чтоб ничего... Потом
Построю в Зоне старый дом
Такой, как я хочу
И будет место в доме том
И льну, и сургучу
Что скажешь, ты, когда огонь
Сотрёт меня совсем...
А впрочем, нет, иной мне путь
Я слеп, я глух, я нем.[2]
Зрители вяло хлопали и требовали уже полюбившийся шлягер.
- «Секс и пемоксоль», - кричали они. - «Секс и пемоксоль»!
Но Прокопий поморщился и сошёл со сцены.
- Да вы задрали его уже этой пемоксолью! - крикнул барабанщик и швырнул в зрителей палочки.
- Это не тот ли крутой берег вы живописали, что пылающими аномалиями знаменит? - поинтересовался зомби.
- Вы там бывали? - оживился Прокопий.
- Я там живал, - печально ответил зомби.
- О, как я вам завидую!
- Серьёзно?
- Конечно! Это же счастье - жить в таком уникальном месте... Помните как Вертер описывает Оссиана?
Прокопий красиво встал и, отведя руку, с выражением процитировал: «Блуждать по равнине, когда кругом бушует буря и с клубами тумана, при тусклом свете луны, гонит души предков, слушать с гор сквозь рёв лесного потока приглушенные стоны духов из тёмных пещер и горестные сетования девушки над четырьмя замшелыми, поросшими травой камнями, под которыми покоится павший герой, её возлюбленный!»
- Нда, - ответил зомби, вежливо дослушав цитату. - Однако не забывайте, коллега, что сам же Гёте говаривал: «Вертер восхвалял Гомера, пока был в здравом уме, а Оссиана - когда уже сошёл с ума».
Зомби откланялся и побрёл, бормоча под нос: «Тебя бы, падло, загнать при свете луны... в клубы тумана... Когда у мутантов гон начинается, а ты промеж аномалий застрял и в спину тебе сталкеры пуляют!»