С той же поспешностью они бросались в бой и с более гипотетическими так называемыми показаниями: дефицитом или избытком кислорода, азота, углерода или водорода в соках тела, увеличением или уменьшением чувствительности, возбудимости и воспроизведения, нарушениями деятельности артериальной, венозной или капиллярной систем, астенией и т. д., не зная ни единого лекарства для воздействия на столь призрачные объекты. Это был способ лечения, не приносивший больным никакой пользы.
Однако всякое подобие подлинного лечения было утрачено в еще более ранние времена с появлением практики, введенной даже в правило: я имею в виду смешивание в одном назначении разных лекарственных веществ. Их истинные действия были практически без исключения неизвестны и совершенно разнородны. Одно из лекарств (сфера его применения была неизвестна) ставилось на первое место как основное (basis) и предназначалось Для подавления того, что принималось врачом за ведущую характеристику болезни; к нему добавлялось некое иное средство (также с неизученной сферой лекарственного действия) для устранения какого-либо дополнительного симптома или усиления эффекта первого средства (adjuvants); кроме них использовали еще и другое (лекарственные силы которого также не были известны), считавшееся коррегирующим, средство (corrigens); все они перемешивались для включения в пропись наряду с неким медицинским сиропом или дистиллированной водой, привносившими свои свойства. Предполагалось, что каждый из ингредиентов выполнит в больном теле свою, предназначенную ему воображением врача, роль и не подвергнется при этом влиянию других компонентов смеси, чего, конечно, нельзя ожидать, не входя в противоречие со здравым смыслом. Один ингредиент приостанавливал, в той или иной степени, действие другого или сообщал ему и другим компонентам иной, не предполагавшийся ранее, способ действия, так что было невозможно рассчитывать на достижение ожидавшегося результата. При этом часто развивалось новое болезненное расстройство, которое из-за непредсказуемости изменений свойств веществ в результате их смешивания врачи не предвидели, да и не могли предвидеть, оно ускользало от наблюдения среди ярких симптомов болезни и становилось постоянным в случае длительного применения прописи. Таким образом, к исходному заболеванию добавлялась и осложняла его, вызывая обострения, искусственная болезнь. Если же назначение повторялось редко, или его действие было подавлено одним или большим числом часто сменяемых новых назначений, включавших иные ингредиенты, то единственное, что могло произойти, это дальнейшее истощение сил, поскольку прописываемые таким образом средства не имели и не могли иметь непосредственного патологического отношения к исходному заболеванию и действовали на наименее пораженные органы.
Смесь нескольких лекарств, даже если действие каждого из них на организм было в точности известно (составители прописей не знают, тем не менее, и тысячной доли их свойств), соединение, я повторяю, в одном рецепте, несмотря на значительные различия их действий, нескольких, совершенно неизученных ингредиентов, часто обладающих довольно сложной природой, и назначение этой непостижимой смеси пациенту частыми приемами в больших дозах для достижения некоего, естественно, целебного эффекта, является безрассудством, отвратительным каждому здравомыслящему и непредубежденному человеку[54].
Результаты, естественно, не оправдывали ожиданий. Последствия такого лечения, конечно, были, но всегда не надлежащего характера, не только не полезные, но даже вредные, разрушительные!
Хотелось бы увидеть кого-либо, кто посмел бы назвать лечением эти недальновидно производимые с помощью таких прописей нападки на больной организм!
Нельзя рассчитывать на излечение, истощая, secundum artem, больного до смерти. Его можно добиться, только направив с помощью подходящего лекарства остатки жизненной силы на восстановление нормальных отправлений тела. Тем не менее, старая школа не знает, что еще можно делать при хронических болезнях, кроме как терзать страдальцев лекарствами, способными только мучить их, растрачивать их силы и жизненные соки и укорачивать жизнь! Можно ли назвать убиение спасением? Заслуживает ли это иного наименования, чем вредное (нелечащее) искусство? Оно действует, lege artis, наименее подходящим способом и производит (всегда целенаправленно) действие, прямо противоположное тому, что следовало бы. Может ли это быть рекомендовано? Можно ли еще терпеть это?
54
Абсурдность лекарственных смесей понятна даже представителям старой медицинской школы. Тем не менее, они продолжают, вопреки собственным убеждениям, придерживаться этого небрежного метода лечения. Так, Миркус Герц (в Hufeland's Journal, ii, стр. 33) следующими словами описывает уколы совести, переживаемые им: «Если мы хотим устранить воспаление, то не используем что-нибудь одно: либо селитру, либо нашатырь, либо растительные кислоты, но смешиваем обычно несколько, и часто слишком много, так называемых противовоспалительных средств, или назначаем их одно за другим через небольшие интервалы времени. Когда нам предстоит устранить нагноение, мы не довольствуемся назначением для достижения нашей цели больших доз одного из известных антисептиков, таких, как кора хинного дерева, минеральные кислоты, арника, и т. д., но предпочитаем назначить несколько из них вместе и рассчитываем на их совместное действие; или же, из-за отсутствия уверенности в том, действие какого лекарства наиболее всего подходит в конкретном случае, мы смешиваем вместе большое число разнообразных веществ и практически оставляем на волю случая достижение желаемого эффекта одним из них. Поэтому мы редко добиваемся потоотделения, очищения крови (?), преодоления закупорок (?), улучшения отхаркивания и даже удаления primae viae при помощи одного средства; наши прописи в этих случаях всегда сложны и почти никогда не бывают простыми и ясными. Следовательно, таковыми не бывают и наши наблюдения за действием каждого отдельного вещества, включенного в пропись.
Для того, чтобы обрести уверенность, мы научно присваиваем определенные ранги местоположению каждого лекарства в рецепте. Одному из них, эффекту которого мы приписываем основное действие прописи, присваивается наименование основного (basis), другие мы называем помогающими и поддерживающими (adjuvantia), корригирующими (corrigentia) и т. д. Однако очевидно, что эта классификация практически абсолютно произвольна. Помогающие и поддерживающие средства так же много значат для суммарного действия прописи, как и главный ингредиент, хотя из-за недостаточной стандартизации мы не можем определить степень участия каждого из них в достижении общего результата. Сходным образом влияние корригирующих средств на эффективность действия других ингредиентов не может быть совершенно безразличным; они должны усиливать или ослаблять их действие, или же придавать ему совершенно иную направленность. Поэтому мы всегда должны считать спасительные (?) перемены, которых мы добиваемся при помощи таких прописей, результатом совместного действия всех ингредиентов, и никогда не можем извлечь из такого действия чистого опыта об эффективности каждого отдельного средства из числа составляющих рецепт. В действительности наши знания всего того, что необходимо знать о лекарствах и о сотнях способов разнообразных взаимодействий между ними при смешивании, слишком малы для того, чтобы полагаясь на них, можно было с уверенностью говорить о степени и масштабах действия, самого, казалось бы, малозначащего вещества при его введении в человеческий организм в смеси с другими средствами».