Но, несмотря на принимаемые меры, ситуация с эксплуатацией авиатехники улучшалась крайне медленно. В результате катастроф гибли не только военнослужащие из числа летно-подъемного состава, но и перелетавшие к местам командировок государственные деятели и известные военачальники. Так, в марте 1925 г. в результате авиакатастрофы погибли член Реввоенсовета СССР, кандидат в члены ЦК ВКП(б) А. Мясников[229] и председатель Закавказской ЧК С. Могилевский.
В 1931 г. такая же участь постигла заместителя начальника Штаба РККА, автора многих военно-теоретических работ В. Триандафиллова. Нарком по военным и морским делам К. Ворошилов писал одному из своих подчиненных: «Триандафиллова мне жаль до физической боли. Истинную причину гибели людей и машины вряд ли удастся установить, как не удалось выяснить причин гибели Осадчего с его экипажем и еще ранее гибель Мясникова, Могилевского и др. Знаю, что во всех этих трагедиях наше проклятое „авось“, некультурность, беззаботность и прочая мерзость из этой серии были и, о горе нам, идиотам, еще и впредь будут главными причинами столь тяжелых утрат»[230].
В своих выводах нарком, видимо, был близок к реальности.
Однако это не освобождало чекистов от обязанности разбираться в чрезвычайных происшествиях.
К сожалению, установки высших партийно-государственных учреждений, даваемые органам ОГПУ с конца 20-х и в 30-е годы, нацеливали чекистов на необходимость за каждым взрывом, пожаром, катастрофой видеть диверсионные акты и вредительство. Это становилось первой и главной версией произошедшего.
Ответственность априори возлагалась на «классовых врагов», «социально чуждые элементы», в основном, из числа бывших офицеров и генералов, гражданских специалистов «старой школы». В то же время условия, в которых осуществлялась форсированная индустриализация страны, оставались зачастую вне рамок рассмотрения и оценки существа материалов конкретных уголовных и оперативных дел. Чрезвычайные происшествия, крупные недостатки в оснащении РККА новыми видами оружия и техники, в снабжении всеми видами довольствия, просчеты в планировании и проведении боевой, а также мобилизационной подготовки коренились в низком профессионализме части военных кадров, безответственности, попустительстве и в отсутствии надлежащего контроля.
Нельзя говорить, что в руководстве страны не знали об этом. Однако К. Ворошилов, к примеру, не раз скептически оценивал результаты действий чекистов в сфере борьбы с вредительством. В записке от 2 февраля 1928 г., адресованной его коллеге по работе в Политбюро ЦК ВКП(б) М. Томскому, он спрашивал: «Миша, скажи откровенно, не вляпаемся мы при открытии суда в Шахтинском деле? Нет ли перегиба в этом деле местных работников, в частности краевого ОГПУ?»[231] Однако сомнения — это не действия по недопущению необоснованных репрессий. Тот же К. Ворошилов постоянно голосовал на заседаниях Политбюро ЦК за ужесточение борьбы с вредителями еще задолго до 1936–1938 гг. Не возразил он и при утверждении Политбюро постановления «О мерах по борьбе с диверсиями». А в нем, в частности, предусматривалось усиление репрессий за халатность и приравнивание даже небрежности должностных лиц, повлекшей взрывы и пожары, к государственным преступлениям. ОГПУ получало право рассматривать дела о фактах вредительства и диверсии во внесудебном порядке, вплоть до применения высшей меры наказания — расстрела[232].
Поддержал он, равно как и все другие члены Политбюро, решение о проведении массовой операции органов ОГПУ (обыски и аресты по делам оперативных разработок) на всей территории СССР в июне 1927 г.[233] В рамках операции подверглись арестам и подозреваемые во вредительстве.
Из сказанного выше следует вывод: с конца 1920-х годов высшее руководство страны, пытаясь оправдать серьезные и объективно неизбежные издержки форсированной индустриализации страны, указывало ОГПУ на вредительство как на одну из основных угроз со стороны враждебных Советскому государству сил. Военная сфера рассматривалась в числе главных объектов означенной угрозы.
229
Деятели Союза Советских Социалистических Республик и Октябрьской революции. Репринтное воспроизводство. M., 1989. С. 70.
231
Мозохин О. Б. Право на репрессии: внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918–1953). М., 2006. С. 87.
232
Лубянка. Сталин и ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С. 127–128.