Возвращаюсь в настоящее. Антоха загадочно блестит очками рядом. Не могу спокойно смотреть и предлагаю:
– А может, бросить всё и уехать в Бобруйск? – моя провокация заключалась в слове "уехать", я знал, что кое-кто взял билет в солнечное и прекрасное далеко. Но друг мой придрался к другому слову.
– В Урюпинск ты хотел сказать.
– Не понял, это что два разных города? – я действительно находился в некотором топографическом недоумении.
– Да. Уехать в Урюпинск пошло от бородатого анекдота советских времен. На современный язык это можно переложить так: на экзамене по истории партии "Единая Россия" студенту задают вопрос о руководящей роли партии в реализации плана Путина. Студент недоуменно спрашивает: "Какой партии?" Преподаватель негодует: "У нас только одна партия!" – Антоха перевоплощался то в студента, то в преподавателя, ему бы в кино сниматься (вместе с Динкой), а он на кухне со мной бакланит. – Студент поднимает удивленные глаза: "Неужели одна?" Преподаватель дает последний шанс: "Кто у нас президент?" Студент тупя взор: "Извините, не знаю". Преподаватель машет рукой: "А вы собственно, откуда?" Юноша говорит: "Из Урюпинска". Преподаватель возвращает студенту зачётку: "Приходите, когда выучите", и после ухода студента задумчиво говорит сам себе: "Эх, бросить бы всё да уехать в Урюпинск…"
– И? – в моем арсенале это самый краткий и самый опасный вопрос для Антохи, он позволяет моему другу развернуться на полную мощь.
– А Бобруйск получил "путевку в жизнь" из лексикона пАдонкоФ современного иннета. Выражение "В бАбруйск жЫвотное!" обозначает крайнюю тупость собеседника.
– Антоха, я совсем запутался. Куда ехать-то?
– В Урюпинск – людям, в Бобруйск – жЫвотным. Если тебе будет проще, объясню на твоих любимых ракетах. Если хочешь запульнуть в Бобруйск, то целься по памятнику бобра в сюртуке…
– В сюртуке?
– Или лапсердаке… такой еврейский пиджак…
– А там что тоже евреи есть?
– Это же Белоруссия… там есть всё, даже КГБ. В общем, целься по бобру в пиджаке.
– Теперь-то уж не промахнусь.
– А если ты захочешь Урюпинск с землей сравнять, то направляй боеголовки по такому ориентиру – там есть памятник козе с ребёнком.
– Записываю. Коза – одна штука, ребятёнок – одна штука. Почти как в Риме, где волчица двух мальчонков выкормила… гм… а нормальные памятники в провинциальных городах есть?
– Нормальные – это Ленин в кепке? Или Сталин без кепки? Касательно же волков, то это у них там homo homini lupus (человек человеку волк), а у нас человек человеку козёл.
– Доходчиво объяснил, внушаешь, во всяком случае, я теперь Бобруйск с Урюпинском не перепутаю. А ты куда лыжи навострил?
– В Тайвань на две недели. Буду знакомиться с опытом создания свободных экономических зон…
– Антоха, будь другом, а не какой-нибудь редиской! Привези мне пару чемоданов тайских девочек, только несовершеннолетних прошу, не испорченных лингамной лихорадкой…
– Дима! Тайские девочки – в Таиланде, а я лечу в Тайвань.
– Опять двадцать пять! Это две разные страны, как Маркс и Энгельс, что ли? Давай снова координаты по памятникам…
Далее я услышал лекцию про королевство Таиланд, про народности таи и лао, ну и про трансвеститов, конечно, а также про то, как несколько раз присоединяли Тайвань к Китаю, про одну страну и две системы. Голова у меня опухла и требовала залить жидкость в радиатор. Холодным пивом разгоряченные трубы и успокоились…
А сам я, чтобы развеяться, тоже свалил, только не в знойный Тайвань, а на холодное Белое море, оно мне еще с детства нравилось больше, чем Чёрное. А уж после того, как побывал в местах, где мох у деревьев растет везде, а не как написано в учебниках только с северной стороны, и в местах, где мха совсем нет, и там, где стрелка компаса отклоняется от обилия железа в земле, и там, откуда не возвращаются, и вот, пройдя и жару и холод, вроде бы мне надо повернуться лицом к курортам Краснодарского края, а меня по-прежнему тянет на Север и Архангельск милее Сочи.
Отпуск всегда кажется короче, чем он есть на самом деле…
Вернувшись с просторов северных в Москву, как-то вечером, точнее ночью, да уже практически на рассвете шёл я дворами проходными нах хаус, и в скверике на скамейке заметил группу скинов. Я сам хотел на этом пятачке подбухнуть остатками водки размешанной с фантой, что я нёс уже и не помню откуда и думал благополучно опорожнить до родимых пенат. Ну ладно присел на поломанную скамейку недалеко от арийской компашки. Раньше-то здесь длинноволосые неформалы да хиппи тусовались, теряли в болоте судьбы девственность и прыщи, и зарабатывали церрозы печени да пирсинг в различные части тела. Ну а теперь скины значится расчехлились. Ладно, сижу недалече, слушаю обычные их речевки вроде "Россия для русских", пью пузырящуюся химическую фанту и простую прозрачную нашу водку в одном коктейльном замесе. Тут ко мне один юный скин не при параде (без белых шнурков и подтяжек) подошел с целью спросить закурить и языком почесать. Ну, курить у меня никогда нет. К слову, на огонек сигареты человека за километр можно снять из снайперского винтореза… а вот алкоголем поделился, я всегда на родных просторах рад собутыльнику. И тут разговор за жизнь пошел, Ницше там, все дела, в контексте: великий гений прошлого женщинам ещё тогда не доверял (называл коровами), а теперь они не только с чёрными путаются, но еще и с лингамами. А чёрные понаехали, чего им на родине не сидится? Ну и далее по накатанной и утрамбованной пластинке. Тут к нам подтянулся скинхед постарше и поматерее – Игорь, я с ним был знаком шапочно. Прикинул: говорить ли ему, что в их компанию затесался полицейский стукачок? Потом решил, что не моё это дело. Если бодяга идет по чьему-то плану, то не мне в колеса палки вставлять. Тут Игорь меня юному скину представил просто как героя войны, мол, в Чечне я чурок валил пачками направо и налево. Молодость прониклась ко мне уважением. Взгрустнулось, не люблю я ни тиры, ни лавры. И ошибка стратегическая обозначилась: надо было пить водку, а фантой организму вообще не травить.