------*****------+
Владимир Сорокин пишет автобиографический роман под названием "Хуй в говне", основанный на дневниковых записях.
"Головка первая о том, как автор в юности ухаживал за девочкой, а та ему отвечала невниманием. "Отголосок безответной любви".
Она игнорировала его полностью. И он решил от отчаянья вылепить сначала ее бюст, а затем и целую скульптуру из говна. Поскольку глины не было в той местности, где он жил, а творог дорого стоил и был рыхлым, будущий концептуалист ограбил поликлинику и похитил все анализы кала. Сложив все вместе, получился центнер вязкого плотного говна. Цвет преобладал темно- коричневый. Писатель начал лепку. Вонь стояла на всю квартиру. Благо, что это было летом: все находились в отпусках, и студенческое общежитие пустовало. Никто не беспокоил, разве что уборщица временами спрашивала: "как жизнь?" Статуя или скульптура из говна быстро затвердела.
"Когда я ее ваял, я смотрел на фотографию девушки, пытался скопировать ее формы, передать всю ее стройность и изящность скульптуре", - написал Сорока в автобиографии теперь от первого лица. Затем вновь продолжил повествование в прежнем стиле, превратившись в постороннего свидетеля:
"Дерьмо быстро засохло, но писатель успел вырезать необходимые отверстия между ног статуи, а также на лице тоже проковырял рот, вставив туда кедровые орешки, символизирующие собой белоснежные зубы девицы. Когда статуя была готова, писатель приклеил пучок соломы - это были роскошные волосы его пассии. Маэстро не удержался и глядя на свое произведение искусства возбудился и снял штаны. Он начал иметь говенную статую во все дыры, вымазывая весь свой хер в говне, источая зловонные фекальные миазмы. Но писателю было уже все равно, желание его ослепляло. Сделав любовь со скульптурой, он захотел это повторить и повалил вонючее изваяние на пол. Теперь он трахал огромный кусок говна, лежа на полу. И опять весь хуй был испачкан в говне. Так прошли все летние каникулы студента Сорокина. Он приобрел значительный половой опыт, но девушки по-прежнему не обращали на него никакого внимания. Тогда он сходил в церковь, отмыл свой хуй святой водой и женился на первой попавшейся шизофреничке. Шизофреничка была уже заранее беременна - как в воду глядела. Автор стал счастливым семейным человеком, головкой семьи, но все равно, иногда, ему снились кошмарные сны о том, что хуй до сих пор в говне. Он просыпался в холодном поту, бежал в туалет и промывал свой член теплой мочой. Если ссать не хотелось - он промывал его спиртом. Поэтому спирта в его доме, как и мочи, всегда хватает".
----****----+++
"Головка вторая: "Принимая тёплые ванны"
Когда у меня ещё не было розового кадиллака, я ездил всего лишь на ссаном "ниссане" террано. Это было знойным летом. Я путешествовал по России в поисках... говна. Которое было повсюду. Мы проезжали обычную деревушку. И какую-то ферму. Ферма была ещё не заброшенной. Она принадлежала какому-то крупному совхозу. Раздавалось мычание из шумного скотного двора, в ангарах шёл процесс доения, работали и гудели трактора, утрамбовывая навоз - внизу я увидел в загоне сотни коровьих голов . Мы застряли в колее, которая осталась от трактора. Всё кругом было покрыто навозом. Навоз в некоторых углублениях скопился в достаточно большом количестве. Кучи коровьего кала покрылись тонкой коркой, которая напоминала кору деревьев. Я вышел из джипа и взобрался на одну из гор навоза. Я сделал первый шаг, затем второй. Мои белые ботинки испачкались и стали коричнево-зелеными. Запахло деревней. Аромат, навеки поселившийся в моём сердце. Тогда я сделал ещё один шаг и взобрался на кучу повыше. Корка неожиданно с треском лопнула и я провалился по пояс в говно. Мой помощник кинулся меня доставать из дерьма. Я весь измазался в жиже. Она была тёплая и приятная. Я не сдержался и начал облизывать свои руки, я слизывал с пальцев короквье говно, Словно это было мороженое или шоколадная паста, которой я случайно перепачкался. Мой спутник недоумевал. Когда он пытался помочь мне, наст навоза опять не выдержал, и теперь уже провалился в говно он. Теперь я с него слизывал эту субстанцию. Я-целовал его в щеку, в губы, в шею. Я прижимал его к себе. Мы обнимались, стоя по пояс в дерьме. И было так хорошо. Мы вывозились с ног до головы и начали погружаться глубже. Две головы высовывались из коровьей горки. Я оставил своего друга на глубине одного из хранилищ и сам пошёл купаться в коровьих ссаках. Они находились здесь неподалёку. Я обратил внимание на старый облезлый бассейн, кафельная плитка по бокам которого давно осыпалась или выцвела. Бассейн был размером примерно десять на пятнадцать. Он был наполовину залит подозрительной тёмно-зелёной, как мятная микстура от кашля, жидкостью. Жидкость была густой и непрозрачной. Это был концентрат коровьей мочи. Я почуял вонь. На протяжении многих лет сюда сливали коровью и бычью урину. Коровы ссут очень много, ведрами поливают. И их мочу было некуда деть - вот и вырыли этот одетый в бетонные парапеты прямоугольный фундамент и подвели к нему жёлоб, по которому стекают к оровьи нечистоты. Я с радостью прыгнул в Зелёное озеро. Там ещё разрослись сине-зелёные водоросли и кишели всякие бактерии, мокрицы, пиявки, мелкие ракообразные. Крыски высовывали хвостики из жижи, чтобы подышать кислородом. Я балдел, плескаясь в этой вонючей жиже. Она была тёплая, как парное молоко. Стоял июль, и жидкость цвела. Шло брожение, бактерии размножались. Я нырял глубже - здесь было с ручками. Иногда я не доставал дна. Когда я нащупал ногами мягкое и вязкое дно, то понял, что органические вещества осели и там скопился осадок в виде жидкого чёрного ила. Когла я наступал, на поверхности выступали большие круглые пузыри. Они лопались. Их брызги падали мне на ресницы, орошали мои глаза. Я умывал своё лицо зелёной протухшей ссаниной. Мелкие червячки оставались на моих щеках и веках. Они, извиваясь, засыхали на солнце. И я их растирал по коже. Я их втирал в свою плоть как питательный омолаживающий крем. Я облизывал свои губы. Коровья моча очень освежает в жаркий полдень июля. Я вылез из зловонного бассейна, разделся, обсох. Затем сел в свой "Ниссан террано" уже один. И поехал дальше. Дома оставалась жена с двумя очаровательными дочками. А я весь зелёный словно инопланетянин. Как пластилиновый гуманоид. В моих усах и бороде застряли и потом засохли устрицы, бокоплавы, ленточные черви и прочие паразиты-гельминты. Я был неким русским Ктулху, поднявшимся из бездны нечистот. Впереди меня ждали новые творения, новые книги, в том числе "Сердца четырёх".