Ильяс подставил широкую шею и Павленский вмазал его своим раствором.
- Кислота кодеину рознь, - деловито произнёс Ильяс и попытался прищуриться, но у него уже не получилось это сделать, поскольку лицо начало деревенеть.
- Ударим, брат, дэзой по зожу. А то эти зожники вконец охуели. Навязчивыми стали. Хорошо хоть нас не трогают, потому что мы и так ныкаемся. По подвалам, по хатам хоронимся.
- Да согласен. Мы, когда придём к власти, заживо их закопаем. В баржу их - и на дно мирового океана. Затопим - и концы в воду. Пущай там в Марианской впадине повозникают.
- Я тебе помогу, брат. Вижу, ты сечёшь фишку, мужик! Уважаю, волчара! - Павленский пожал исколотую жирную пятерню политического деятеля.
- Мы им покажем ночь длинных ножей. Гитлер, кстати, наш чел был. Винтом с 1936-го года ширялся, если ты не в курсе.
- Уважаю, мужик. Ваще, отпад. Просто тогда ещё дэза не было - вот фюрер и вынужден был довольствоваться первинтином.
- Вообще-то ему врачи джеф прописали от головных болей и стрессов. Он же натура была чувствительная, нежная. Не то, что мы, отморозки.
- Сейчас если б Гитлер был жив - он бы нас поддержал, как ты думаешь?
- А ты тоже национал-сосиалист?
- Нет, лично я - антифашист по убеждениям. Методов Гитлера не одобряю. Зря он на евреев наехал.
- Так это он только на нищету еврейскую, что в гетто жила, попёр. А так богатые жиды при нём жили припеваючи, как у Христа за пазухой.
- Неужели? - Петька хотел удивиться, но воздержался от удивления, поскольку постеснялся демонстрировать своё незнание истории третьего рейха.
- Еврейские олигархи при нём, наоборот, нажились. Вон, почитай книгу "Адольф Гитлер - отец Израиля".
- Спасибо, это будет позже. Не сейчас. Потом. Прочту. Ох, благодарю тебя... просветил меня, тёмного. А теперь давай, Ильяс, помолчим. Так легче приход ощутить.
- Давай. Петруха, счастливого пути!
- Свидимся ещё, Ильяс! Взаимно.
Петруха обнял своего грузного соратника "по приходу", положил ему тощую руку на бычью шею и уставился в необозримую даль застывшим взглядом, ища неведомую для простых жителей Земли точку опоры. Ильяс повёл ноздрями толстого, как картошка, носа, пытаясь уловить чарующий запах смеси йода, серной кислоты и бытового растворителя. Но ничего уже не почувствовал, потому что всё было таким знакомым. Только в роддоме, будучи выраженным из материнской утробы только что и завёрнутым в пелёнки, можно испытывать подобное состояние. "ЭТО тоже рождение, только наоборот", - подумал в ответ Ильяс и на этом мысли его иссякли, став ненужными и отделившимися от их носителя, смертоносными как "инъекция сильно действующего яда" идеями, которые витали в воздухе над телами двух уносящихся в небытие тел.
"МЫ - Боги! А Боги, как мотыльки, неуловимы!" - только и успел подумать про себя Петька, как тут же обрёл мудрость тысячелетий, которая отменяет все предыдущие мысли, потому что совершеннее этой мудрости не будет уже больше ничего. Познав её, можно уже и не жить. Мир покрывался трещинами, расходился по швам и вонял жареным бензином. Все предметы сущего были окутаны паутиной, все образы и лики шелушились и расслаивались, как старая высохшая облупленная краска, нанесённая на поверхность в миллион слоёв. Паркет вздувался и скрипел под ногами. Ноги немели, мысли становились глухонемыми. За спинами притаились жабы, и был слышен и понятен их глухой бурлящий склизкий голос, возвещающий мир о начале новой эры. Пришла эра ничто.
Светлана Баскова бокалом газированной козлиной мочи предлагает почтить память своего именитого младшего брата Коленьку Баскова, погибшего от рук заклятых бандитов из группировки ОНИ. Пахом предлагает по такому поводу распить пять бутылок водки и закусить сладким хлебушком. Актёр-дебошир с лицом дегенерата Панин онанирует на шоколадный торт. Выводит цифру 60. Именно столько стукнуло мастеру контрацептивизма и постмодернизма. Неспроста Артемий Троицкий, дальний родственник Паука, а точнее - сводный брат, приперся на юбилей классика в костюме розового шипастого контрацептива. Рок-гуру и пристрастный критик не забыл дорогу из своего провинциального Таллина, куда он скрылся от преследований со стороны ЖЭКа, который в течение нескольких лет никак не мог добиться от Артемия своевременной оплаты жилья.
---+++****------
- Артемий, мог бы и не надевать этот костюм, бля. Я и так прекрасно знал всю жизнь, что ты за человек. Можно обойтись и без этих тонких резиновых намёков.
- Ты ж мой погодок! Не помнишь что ли? Мы ж с тобой в одном, блядь, году родились, - Артемий панибратски ущипнул великого постмодерниста за лацкан пиджака и попытался отвесить пендуль старому корешу. Но, видно, сил совковому рокенролльщику уже не хватило - и наступил вместо этого писателю на ноги. Сначала на левую ступню, затем на правую, стараясь отдавить как можно больнее на память ноги.