- Так вот оно как! Соснуть хуйца... - в голове Артемия заскользила мысль, настраивающая его на умиротворённый и созерцательный лад. Молодой оп-позиционер Илья Яшин предавался оральным ласкам со стороны старого музыкального критика, оказавшегося в изнании. Самому Троицкому продолжала делать минет режиссёрша Гей Германика, которую в тот момент напяливал сзади неугомонный артист и художник Пахом. Политика, критика и искусство смешались воедино, образовав причудливый симбиоз.
Шнур приставал к Тине Чертополох, которая продолжала сосать у Джигурды. Потом они вместе договорились и трахнули вдвоём отвязную "неформалку".
-----*****+++++
Аннигилина, глядя на свальной грех, фыркнула:
- Фи, какая гадость! Это же прошлый век! Богатые люди, а занимаются таким непотребством. Это же совершенно ненужно. И не модно уже. В этом же нет никакой потребности. Ведь у вас есть всё, чтобы не хотеть этим заниматься. Нет, вы с ещё большей силой тянетесь в эту грязь. Какие же вы ничтожные твари! Жалкие существа!
Она решила убраться отсюда поскорее, так как почувствовала себя чересчур правильной и совершенной. Она не была моралисткой. Даже наоборот, она всячески отрицала мораль. Но то, что она видела - было для неё недопустимо в любом случае. Это не укладывалось ни в какие рамки. И не могло вызвать никакого оправдания. Она вызвала по телефону своего друга, байкера Вепря. Тот приехал на "Харлее Дэвидсоне" и посадил Аннигилину на заднее сиденье рычащего мотоцикла. Но случилась трагедия: поскольку поэетесса с протухшей фамилией находилась в состоянии наркотического опьянения, то она попросту не смогла удержаться руками за спину мотоциклиста. Не смогла усидеть на кожаном сидении стального коня. Она грохнулась на асфальт, и ее отбросило ударной волной прямо под колеса едущего навстречу мотоциклу многотонного самосвала КАМАЗа. Грузовик, наполненный песчаной крошкой, переехал ноги госпожи Тухлянской. Та ничего не почувствовала. И приготовилась уж было умереть, но потом вдруг вспомнила о том, что умереть - это значит, подчиниться божьему промыслу ненавистного Демиурга, поддаться тлетворному влиянию создателя. А это никак не могло входить в нечеловеческие планы госпожи. У Аннигилины были свои виды на картину мира. И что для одних могло бы означать гибель, для других всего лишь означало эксперимент и поиск новых путей выхода. И Аннигилина, скрипя зубами, поднялась на корточки и кое-как доползла до своего дома, который был всего лишь в нескольких десятках километров от загородной резиденции писателя. Ещё одно препятствие было преодолено без крикливого пафоса и апломба. Поклонницы и поклонники так и не узнали о том, что в этот вечер произошло с любимой поэтессой.
----+-****--+---
- Если что, в моём доме туалета нет и не может быть! Если кому-нибудь приспичит... Срите прямо на стол, - сказал выпивший Сорокин.
- Как так? Туалета нет. Во даёт! - удивился Шнур.
- По идеологическим соображениям, - пояснил хозяин.
Шнур захотел сходить по большому. Забрался на стол, сел на корточки, потужился и выдал на-гора кучу коричневого смердящего кала.
Ефремова, глядя на это зрелище, вырвало. Перед этим он прослезился. И любуясь на то, как люди занимаются свальным грехом, он сказал:
- Я искренне радуюсь за вас, дети мои. К тому, что вы делаете, я стремился всю жизнь.
Шнур и Пахом соревнуются. Кто больше всех нагадит. Насрал больше всех Шнур. Именно у него самый большой котях, с батон чайной колбасы размером, такой же закруглённый полукругом. Полумесяцем.
- Хорошую личинку высрал. Загляденье. Можно я сфотографирую на память?, - отвлекся от наблюдения за оргией хозяин дома.
- Да ради бога. Мне потом вконтакте вышлешь. Я на аватарку поставлю. И в инстаграмм поделюсь.
- Твои фанаты оценят, - посмеялся Пахом, в глубине души мучительно переживая по причине того, что насрал слишком мало и этого не хватило, чтобы одержать победу.
- То, что я делаю, - по большому счёту, это говно. Да, но это моё говно, - признался Шнур, стряхивая крошки кала , прилипшие к его волосатой заднице, прямо в тарелку.
- Оставь. Потом съем. На завтрак, - сказал Сорокин Шнуру, который тряс своей задницей над тарелкой.
Телефон зазвонил. Старая "нокиа" запрыгала на столе от вибраций, и включилась запись рингтона. Послышалась смешная фраза "пиздюлькин слушает" и всем сразу стало ясно, что телефон этот принадлежал Пахому. На маленьком ярко-кислотном экране высветилась фамилия контактного лица, который звонил в данный момент. Это был Епифан, давний друг Пахома. Голый Пахом поднял телефон и услышал гневный суровый голос Епифанцева: