— А проще говоря, приснилось, — вставил я. — Приснилось, что не спал.
— Так или иначе, но я все-таки успел увидеть сон, — сказал Генри, проигнорировав мое тонкое замечание, хотя мне самому оно очень понравилось.
— Сон? — зачем-то переспросил Стивен.
— Сон? — зачем-то переспросил я.
— Да, сон, — подтвердил Генри. — Ярчайший и весьма странный. Мне приснилось, ну надо ж, как будто бы я цеппелин. Ну, ощущал я себя как цеппелин, и вроде бы им и был. Но при этом я был и собой тоже, со всеми своими мыслями, опытом и желаниями.
— Так случается, — ввернул Шимс.
— И вот я хочу взять на борт Бэрил, — продолжил Генри, проигнорировав на этот раз уж и замечание Шимса, — чтобы она покаталась, но какой-то голос мне говорит, что мой цеппелин для нее слишком новый, и ей больше к лицу старая метла. И вроде бы как она эта самая метла и есть, какая глупость! Да еще и усатая, как метла может быть усатой?! Я отвечаю: мой цеппелин тоже когда-нибудь станет старым, но это можно отсрочить с помощью усатой метлы.
— Генри, вы не пытались толковать свой сон по Фрейду? — деловито спросил Стивен.
— Ой, я не слишком-то силен в этой теме. Когда-то пытался прочесть сборник его лекций о психоанализе, но не выдержал, запил.
— Однако если бы мы были трезвенниками, и притом поклонниками Фрейда, — продолжил Стивен, — мы бы истолковали цеппелин как образ мужественности, благодаря его продолговатой форме и тому, что он взлетает, действуя при этом в направлении, противоположном законам гравитации, а…
— По поводу взятой на борт Бэрил и ее метлы продолжать не надо. Я и так все понял, — опередил его Генри и томно добавил: — Мне здесь неясно другое…
— Генри, вы знаете точно, сколько лет вашей невесте, мисс Степлтон? — ни с того, ни с сего спросил Шимс.
— Ей… полагаю, лет двадцать, а что?
— А вам не приходило в голову, что если дама занимается оккультной биохимией, о ее возрасте нельзя судить опрометчиво? Судя по всему, ваше подсознание, Генри, оказалось здесь более прозорливо, чем ваш интеллект. Оно коснулось иглой сути. Поэтому оно генерировало образ старой метлы, которая больше к лицу Бэрил, чем ваш молодой цеппелин. Это выглядит очень логично, ведь метла усатая.
— У Бэрил нет усов!
— Конечно, Генри. Это было бы катастрофой, такая очаровательная мисс…
— Ах, Шимс… Стив, ты меня убиваешь! Сколько ж ей лет?! Как узнать?! У тебя есть идея?
— Я не знаю, Генри, не знаю.
— А почему ты мне это сказал, а?
— Я просто подумал…
— Ты не просто так это сказал, вот что я тебе скажу. Ты коварно посеял в меня сомнения. И не просто так. А ты же не станешь отрицать, что ты Глостер?
— Я не тот Глостер, Генри, который вас интересует. Кроме того, Шекспир был предвзят к Ричарду III, многие исследователи считают, что Эйвонский Лебедь приписал ему много лишнего.
— Вроде как официанты иногда приписывают посетителям в счет, чего они вовсе не заказывали, — вставил я.
— Полагаю, что Бард сделал это не из корыстных соображений, а для усиления зрелищности спектакля, — вступился Шимс за своего домашнего любимца.
— Ты знаешь, Стивен, когда еще мой дядюшка был жив, а я был беден…
— Одно из другого следовало, — заметил Шимс.
— …а я ведь в ресторан ходил только с девушками, которые мне очень нравились, это тоже надо учесть, то лишнее блюдо, дописанное в счет, впечатляло меня больше, чем все театральные убийства вместе взятые.
— Да чепуха это! — вскричал Генри. — Как ваш Шекспир мог что-то куда-то там дописать, если давно уже доказано, что его вообще не было!
— Но кто ж тогда создал пьесы? — возразил Шимс, начиная приподнимать левую бровь.
— А конь в пальто!
— Как же так?
— А вот так!
— Но позвольте…
— Нет, не позволю! Я думаю, ты нарочно так мне сказал, чтобы заморочить мне голову, а потом сам жениться на Бэрил! Ааа! Вот оно что! Я все понял: ты теперь подходящая партия, и твой дьявольски хитрый ум…
— Сэр…
За это время я доел овсянку и, рассудив, что в своем собственном родовом замке Генри может кидаться душить, кого хочет, а Стивен всегда сможет вывернуться, кто б сомневался в этом, я отправился на почту. Мне хотелось как можно скорее увидеть газеты, ведь там должны были появиться объявления о нашей с Элизой помолвке.
На почте все было тихо. Никаких светопреставлений. Правда, девчушка, продавшая мне газеты, посмотрела как-то странно, словно она увидела розового крокодила, хотела у него что-то спросить, но не решилась. Вообще из людей никого не было, только на стуле в углу сидел Уил и, довольно похмыкивая, читал «Девонширскую правду».