— А она говорила ему, что это ваши подарки ей.
— Возможно, но как-то ведь я должен был поддерживать его семью. В общем, такое свидание предстояло и в тот вечер. Я отправил анонимную телеграмму Хью с вручением лично в руки, что его жена пошла на свидание в Баскервиль-Холл. Он пришел, а я подложил туда Роджера. Хьюго увидел тело издали и сбежал.
— Но ведь он мог подойти, даже прикоснуться к трупу. Получается, вы поставили под удар собственного сына!
— У него не было мотива.
— Но все же.
— Я знал, что дело закроют. Улики против Хьюго были не слишком-то убедительные, его могли осудить, а могли оправдать. После этого возник бы вопрос о реальном убийце. Если бы вы, Альберт, при этих обстоятельствах, стали доказывать, что убийцей меня были вы, то вас бы могли посадить в тюрьму, а то и казнить. На это бы не пошли вы, и никто бы не пошел.
— Ну да, ведь тогда в Баскервиль-Холле открыли бы лепрозорий!
— Вот именно.
— Погодите, уважаемый, но вот вы сказали «подложил труп». Каким образом? На дорожке не было признаков, будто что-то по ней тащили. Значит, вы принесли его на руках, что ли? Но ведь это же все равно, что нести самого себя в мертвом виде. Я не говорю об этической стороне дела, меня интересует лишь его физическая выполнимость.
— Да господи, я похитил у Бэрил ее экспериментальный воздушный шар, привязал его к трупу, приделал груз и тащил за собою по воздуху на веревочке. Труп отцепил, шар отпустил, и тот улетел. Груз на подрезанной веревке отлетел на небольшое расстояние, а потом оторвался. Он до сих пор лежит за кустами. Вот и все.
— Чарльз, вы гений! Такой блестящей комбинации не выдумал бы даже Шимс!
— Да кто такой этот ваш Шимс? Братец этой служанки, жены Бэрримора?
— Да, просто мелкий домашний манипулятор.
— Ага, именно, мелкий домашний манипулятор. Глостер по женской линии.
— Он не иудей, чтоб быть по женской линии. Пусть не заносится.
— Да, вот именно, пусть не заносится.
И выпив по порции виски, мы пожали друг другу руки и расстались с самыми дружескими чувствами. А потом я вернулся в гостиную. Все покорно сидели и ждали меня, как собрание зомби своего предводителя. Мир казался прежним. В нем не было ничего странного. И в них тоже не было ничего странного — просто несколько английских джентльменов, в меру одинаковых, как все воспитанные люди. Они были спокойны, и от этого блаженного, безответственного спокойствия мне стало жутко. Жужжала какая-то внесезонная муха, беглец из инфернального мира. Я вошел и сказал Шимсу:
— Стивен, у твоей сестры такая очаровательная улыбка. Почему же ты никогда не улыбался мне? Улыбнись!
Шимс широко улыбнулся, и впечатление было такое, как будто в небе засияла перевернутая радуга. У него оказалась просто превосходная улыбка.
И ты тоже улыбнись, читатель.