Но хуже всего была непрекращающаяся жара. В начале путешествия по ночам дул легкий ветерок, и было еще терпимо, но потом, из-за несвоевременной перемены погоды, он исчез, и пустыня превратилась в раскаленную сковородку. По ночам песок отдавал накопленное за день тепло, и всадники ехали, окутанные зловонным удушливым маревом. Исцарапанные лошади исхудали до предела, их измученные легкие, забитые драгоценной пылью, работали, как кузнечные мехи, со свистом втягивая и выпуская воздух. Всадники насквозь пропитались потом, их просторные одежды неприятно прилипали к телу, и дающая жизнь влага терялась впустую, испаряясь в сухом воздухе пустыни.
Пантере, с ее густым мехом, приходилось хуже всех. Остальные, по крайней мере, ехали верхом, а ей приходилось бежать вслед за лошадьми на своих собственных лапах. Созданная для коротких молниеносных бросков, Шиа с трудом выносила изнурительную трусцу по раскаленным пескам. Вдобавок к мучительной жажде и постоянной усталости, лапы ее покрылись ранами от острых песчинок, и вскоре пантера стала оставлять за собой кровавый след.
Только любовь к волшебнице заставляла ее продолжать путь, и каждый день, вместо того чтобы отдохнуть и восстановить собственную энергию, Ориэлла из последних сил пыталась облегчить страдания измученной подруги, чтобы та могла продолжать путь. Анвар делал все, чтобы помочь им, но он не был целителем. Если не считать того, что он не давал волшебнице окончательно упасть духом, пользы от его усилий не было.
С каждым днем Ориэлле становилось все тревожнее. Переход по пустыне был скачками наперегонки со временем, и девушка понимала, что терпит поражение. Из-за беременности тело ее стало неуправляемым, и, даже несмотря на Жезл, было ясно, что она перенапрягает свои гаснущие силы, и скоро они исчезнут совсем. Волшебница все чаще думала об этом, и каждый раз ее охватывала волна удушливого страха. Как же тогда она будет помогать Шиа? Как сможет сберечь себя и своего ребенка и защитить друзей от Миафана и его приспешницы Элизеф?
Хуже всего было то, что по законам пустыни Шиа надо было бросить. В самые тяжкие дни пантера сама, печально глядя на волшебников отрешенными и потухшими глазами, умоляла их оставить ее или избавить от невыносимых страданий. Ориэлла упрямо стискивала зубы и запрещала Анвару говорить остальным о просьбе Шиа, но те и сами уже догадывались. Ориэлла видела это по тому, как часто плакала Нэрени, как Элизар и Язур виновато прятали глаза. Даже Боан — ее преданная мощная поддержка — время от времени расстроенно покачивал головой. Волшебница понимала, что скоро и Анвар заговорит о том же. Хотя до сих пор он избегал затрагивать эту тему, зная, как много значит для волшебницы Шиа, Ориэлла отдавала себе отчет, что тревога за нее и за ребенка непременно вынудит юношу прийти к этому невыносимому решению. Все, что могла сделать Ориэлла, — это лишь безжалостно заставлять себя с несгибаемой волей противостоять здравому смыслу, чтобы сберечь Шиа до конца путешествия.
До края пустыми оставалось еще несколько дней пути, когда превзошло худшее, и Ориэлла наконец не выдержала жары и переутомления. Ее спутники, прожив всю жизнь в жарком климате, легче переносили эту палящую духоту, и даже Анвар научился кое-как справляться с ней за то страшное время, что провел в невольничьем лагере. Ориэллу, напротив, все время обрызгивали, сначала как воина арены, потом — как избранницу Харина. И все же, несмотря на это, она, конечно, выдержала бы, если бы сама не доводила себя до полного изнеможения. С каждым днем ее страдания становились вес сильнее, пока наконец с волшебницей не произошло то, что Язур назвал солнечным ударом.
Удушающая жара сменилась липким ознобом. Голова гудела, Ориэлла вымоталась, ее тошнило. Волшебница не могла ничего есть и настолько ослабла, что нечего было и думать попробовать вылечиться самой. Все, что ей оставалось, — это отчаянно цепляться за луку седла и пытаться не упасть с лошади. Когда они достигли последнего оазиса и Анвару пришлось снять ее с коня, она едва заметила это. Но когда юноша мягко опустил ее на землю, волшебница не успела ускользнуть в желанное забытье — ее остановил крик, эхом прозвучавший в мозгу: слабая, жалкая мольба о помощи. Ориэлла попыталась сесть, слабо сопротивляясь твердым рукам Анвара и не обращая внимания на боль, от которой раскалывалась голова.
— Шиа! — прошептала она. — Где Шиа?
Казалось, ничто в мире не способно убедить Язура вернуться назад и отыскать Шиа, но волшебница настолько вышла из себя, что воин наконец сдался. Прошел целый час, прежде чем он вернулся с огромной пантерой, безвольно висящей поперек крупа его спотыкающейся и всхрапывающей лошади. Как раз в это время Нэрени протирала холодной губкой охваченное лихорадкой тело волшебницы, а Боан поил девушку водой — она не могла пить помногу. Анвар вышагивал туда-сюда, бросая беспокойные взгляды на Ориэллу. Его запорошенное пылью лицо тревожно хмурилось, юноша проклинал собственное бессилие, и то, что в тревоге о ней позабыл про Шиа. Молодой человек помог Боану снять пантеру с дрожащей от страха лошади, положил ее рядом с Ориэллой и, поглаживая изящную черную голову, покрытую теперь слоем пыли, прислушался к хриплому неровному дыханию. Через какое-то время Шиа открыла глаза, но вместо прежнего гордого сияния Анвар увидел лишь жалкий тусклый блеск. Ее мысль, подобно рассеивающемуся облачку дыма, неясно мелькнула в сознании юноши.
— Прощай.
Анвар сжал кровоточащие лапы, чувствуя, как постепенно угасает искра жизни и перестает биться ее большое сердце.
— Прощай, мой друг, — прошептал он.
— Черт бы побрал ваши прощания! — Голос Ориэллы хлестнул Анвара как пощечина. Обернувшись, он увидел мрачные глаза и бледное, но решительное лицо волшебницы. Прежде чем он успел помешать, она мысленно потянулась к Шиа и накрепко соединилась с умирающей подругой.
Безвольное тело волшебницы повалилось вбок, свободное от контроля сознания, которое в невообразимой дали отсюда боролось, стараясь удержать душу Шиа в угасающем теле пантеры. Беспомощный и потрясенный молодой человек подхватил Ориэллу, не в силах дотянуться до нее. Сердце юноши сжал ледяной ужас. Он знал, чего она добивается — разве не то же самое она сделала в невольничьем лагере, когда отыскала его собственный отчаявшийся дух и благополучно возвратила домой? Но на этот раз она измотана, ослаблена и больна. На этот раз у нее нет сил для такой борьбы, и никто не помешает Шиа потянуть ее душу за собой, в бездны смерти. И у Ориэллы не будет сил вернуться, Анвар отчаянно освободил свое сознание, как учила его волшебница, пытаясь отыскать девушку, обнаружить хоть малейший след ее присутствия. Но, несмотря на тяжкие усилия, он знал, что Ориэлла потеряна для него навсегда.
— Анвар! — Дальнее эхо знакомого голоса, наконец проникло в его сознание и вернуло его назад. Чья-то рука сильно трясла юношу за плечо; К своему изумлению, Анвар увидел, что западный горизонт расцвечен последними отблесками заката. Неужели прошло столько времени? Страх стиснул горло юноши, но потом он ощутил слабое дыхание в теле, которое по-прежнему держал в своих утомленных, ноющих руках, увидел едва заметное подрагивание тощих ребер кошки. Они все еще живы, значит, Ориэлла борется. Язур отпустил плечо Анвара и присел на корточки перед жалким навесом из одеял, который уже успели соорудить над юношей, Ориэллой и Шиа.
— Во имя всех богов, парень, я уже начал отчаиваться! Я думал, мы всех вас потеряли! — Интонации Язура представляли сложную смесь облегчения, тревоги и раздражения. — Что случилось, Анвар? Что нам делать? Взгляни на небо! Буря может налететь в любую секунду. — Он указал на запад, где горизонт затуманивала странная желтоватая дымка.
Анвар ответил, сам поражаясь собственному спокойствию.
— Ориэлла связана с Шиа. Трогать их нельзя. Вам придется оставить нас, Язур. Забирай остальных и немедленно отправляйся. Торопитесь, пока у вас еще есть силы. Спасайте свою жизнь.