Анвар печально смотрел на звездное небо. Звезды здесь казались крупнее — словно золотые светильники на бархатном покрывале — и были совсем непохожи на мерцающие, холодные искорки его северной родины. Анвар вдруг почувствовал себя потерянным и, несмотря на свернувшуюся под боком Сару, очень одиноким. Он гадал, где сейчас Ориэлла, и горько сожалел о своих оскорбительных словах. Она всегда знала, что делать, Форрал хорошо ее выучил. Даже когда волшебница терялась, мужество восполняло ей недостаток знания. По правде сказать, печально признал Анвар, именно ее высокомерная самоуверенность так раздражала его. Это — а еще то, что она была магом, то есть одним из тех, кто лишил его места в этом мире. Юноша повертел кинжал, который она дала ему, — он все время напоминал Анвару о его прежней владелице. «Каково ей сейчас? — подумал он. — Беременной, подавленной горем и преследуемой Миафаном?» Он беспокоился о ней, и о том, что не выполнил своего долга, но эти дни ужаса и бегства обошлись Анвару дороже, чем он предполагал, и задолго до того, как пришло время разбудить Сару, чтобы она покараулила их убежище, он заснул, весь во власти своих мечтаний.
Знай Анвар и Сара, где они очутились и каковы нравы у местных жителей, они никогда бы не развели такой большой костер. Они наверняка укрылись бы в лесу и тщательнее караулили друг друга. Но они крепко спали, а их костер был виден за мили вокруг. И когда длинная черная галера бесшумно скользнула к берегу, они не заметили ее, их не разбудил даже легкий шорох шагов и звон обнаженных мечей.
Анвар проснулся оттого, что кто-то грубо схватил его, и тут же услышал пронзительный крик Сары. Он боролся изо всех сил и даже сумел вскочить и потянуться за кинжалом, но пока юноша спал, он выронил оружие, и оно затерялось в песке. Лишь на мгновение увидел Анвар мерцающие факелы и смуглые ухмыляющиеся лица, а потом тяжелый удар в затылок лишил его сознания.
Глава 19. КАТАКЛИЗМ
Левиафана звали Теллас. Понимая, что Ориэлла нуждается в отдыхе, он сказал, что отвезет ее в укромную лагуну чуть дальше к югу, где его народ часто находит убежище. По мере того как они плыли, утесы надвигались все ближе на берег и наконец сами превратились в береговую линию, так что первым впечатлением волшебницы о Южных Царствах стала высокая стена острых серых скал, испещренных темно-зелеными пятнами там, где жестким низкорослым кустам удавалось пустить корни в многочисленных расщелинах. Иногда утесы отступали, образуя глубокие укромные гавани, но Теллас продолжал плыть вперед, минуя их одну за другой. По обрывкам мыслей гиганта, изредка доходившим до сознания Ориэллы, девушка поняла, что по пути он переговаривался с другими китами.
От изнурительной жары и блеска голубых волн раскалывалась голова. Ориэлла была ужасно голодна и очень несчастна.
Как она ни пыталась, ей не удавалось избавиться от мыслей об Анваре. Девушка не могла уснуть: едва она закрывала глаза, перед ней вставало его расстроенное лицо в момент их прощания на берегу.
Не раз уже она собиралась попросить Телласа повернуть назад, но тут же вспоминала то, что произошло между ними прошлой ночью, и в ней снова закипал гнев. А если девушка не думала об Анваре, то вспоминала Форрала, и это было еще хуже. Наконец подавленная чувством одиночества и вины за то, что бросила друзей, волшебница решила довериться Телласу и просить его совета. К ее облегчению. Левиафан с радостью согласился выслушать девушку, признавшись, что ему весьма любопытно узнать причину ее огорчения и услышать о событиях, которые заставили одного из магов забраться так далеко на юг.
Теллас необычайно живо воспринял ее рассказ, и Ориэлла снова вымокла с головы до ног, когда его огромный хвост с чувством хлестнул по воде.
— Чаша отыскалась? И теперь она в недобрых руках? О, горе нам! — Смятение кита было настолько мощным, что от этого проявления чувств Ориэлла едва не лишилась сознания.
— Ты знаешь о Чаше? — спросила она, с трудом удержавшись на скользкой качающейся спине. «Глупый вопрос, — упрекнула она себя. — Ведь ясно, что знает».
— Да, — серьезно ответил Теллас. — Мой народ хранит в памяти все утерянные тайны Катаклизма. Это наше бремя и наша печаль. Лучше бы эти знания были навсегда погребены под толщей лет!
Он знает! О боги, он знает! У Левиафана есть ответ на все вопросы, что мучают Ориэллу. Но девушка без слов чувствовала, что ему не хочется об этом говорить. И все же она должна попытаться.
— Мне жаль огорчать тебя, могучий, но не расскажешь ли ты мне об этом? Если я хочу бороться со злом, мое неведение — смертельное оружие в руках моих врагов. А я должна бороться или погибнуть в борьбе. Я поклялась положить конец бесчинствам Миафана.
— О, дитя, как же я могу? — Мысли Телласа исполнились глубокого сожаления. — Я понимаю тебя, но все Волшебные Народы дали клятву никогда не воскрешать это опасное знание, если только снова не наступит Катаклизм. Я не имею права рассказать тебе об эхом. И разве ты согласишься взять затмение мира на свою и на мою совесть?
Ориэлла вздохнула.
— О могучий, по твоим понятиям я могу быть молодой и неопытной, но я понимаю, какая пугающая ответственность лежит на мне. Я знаю, какие несчастья может принести война между Волшебными Народами. Но если б мне удалось обрести три пропавших Талисмана, быть может, Миафана удалось бы остановить без разрушительных последствий для мира. Признаюсь тебе откровенно, меня обучали искусству войны. Но мой учитель не питал любви к разрушению и насилию. Он был самым лучшим и самым благородным человеком в мире и научил меня главному — уважать ближнего своего, не важно, к какой расе он принадлежит, и ненавидеть бессмысленную смерть и кровопролитие.
Левиафан долго размышлял, но думы его были скрыты от волшебницы. Наконец он вздохнул, и в небо взметнулся радужный искрящийся фонтан.
— Попробуй представить себе, маленькая, что ты нашла это волшебное оружие. Представить, что ты воспользовалась им, чтобы одолеть вашего Владыку, и сделав это, овладела последним, четвертым Талисманом. Что бы ты с ними сделала?
— Я бы отдала их вам, — без колебаний ответила ему Ориэлла. — Твой народ лучше, чем мой, сохранит такие опасные вещи. Я бы предоставила вам судить, стоит ли хранить, или лучше уничтожить Волшебные Талисманы. Я не ищу власти, мне нужно лишь выполнить свою задачу.
— Ты уверена в этом?
— казалось, гигант удивлен.
— Клянусь. Могучий, если хочешь, можешь прочитать меня, чтобы убедиться, что я не лгу.
— И ты подчинишься? — с сомнением спросил Левиафан. Чтение почти никогда не практиковалось. Это было гораздо более глубокое и напряженное проникновение, чем Испытание Истины. Говорили, что оно обнажает сокровенные глубины человеческой души — ив руках опытного чтеца может стать опасным оружием, способным причинить немало боли и страданий. Своим предложением Ориэлла оказывала немыслимое Доверие Телласу.
— Да, подчинюсь, — твердо ответила она.
— Очень хорошо, маленькая, я принимаю твое предложение, и я польщен.
Ориэлла расслабилась и открыла свой разум сознанию Телласа. Это оказалось куда хуже, чем она могла себе представить — безжалостное вторжение, проникающее гораздо глубже, чем любое физическое насилие. Левиафан переворачивал каждую частичку ее души, вскрывая все мелкое и наносное, все пороки, порожденные гордыней и упрямством, так много значившими для Ориэллы. Все, что она отрицала или глубоко прятала в себе, поднялось на поверхность, подобно клубам грязи, поднятым со дна чистого ручья. Когда все кончилось, девушка превратилась в крохотный, дрожащий комочек на покатой спине гиганта.
— Успокойся, маленькая. — Слова Левиафана целительным бальзамом разливались по истерзанной душе Ориэллы. — Даже богам не суждено достигнуть совершенства. Ошибки болезненны, но именно через них лежит путь к подлинной мудрости — и именно поэтому лишь немногие достигают ее. В тебе много доброго