Чатак любил драконов и был знаком с их магией; Икиза дружил с Небесным Народом, а Иннор Мудрый долгое время жил с Левиафанами. Авитан отправился к Кэйлих и упросил ее на сто лет забрать Шестерых за пределы времени. Она согласилась при условии, что сам Авитан навсегда покинет время, и станет ее супругом, ибо Озеро Вечности было пустынным местом, а Авитан обладал приятной наружностью и был мудр и добр. Он согласился и навсегда ушел из мира, чтобы появиться в истории под именем Авитана, Отца Богов.
Когда столетие миновало и Шестеро вернулись, они не узнали мира. Три расы Волшебного Народа удалились в добровольное изгнание, а Чародеев стерла с лица земли чума и последовавшая за ней Катастрофа. Смертные, как крысы, расплодились на развалинах израненной планеты и стали править миром, таким, каким он стал теперь.
Шестеро содрогнулись от ужаса и горя, но мужественно принялись за свою миссию исцеления мира. Ириана и Тара трудились, чтобы возродить зверей и снова сделать мир зеленым и цветущим, а Мелисанда лечила одолеваемых болезнями смертных и животных. Мужчины путешествовали по земле, собирая уцелевшие знания о стихиях Огня, Воздуха и Воды, ибо теперь все силы должны были остаться в руках Чародеев, которые отныне одни приняли имя Волшебного Народа. Между собой Шестеро порешили восстановить свой род — достойная задача, но и здесь требовались внимание и осторожность. Чтобы в будущем магические силы не обратились во зло. Шестеро создали Кодекс магов и передали его своим потомкам как беспрекословный закон, который каждый маг клянется соблюдать во имя своей собственной души. И, приняв как неизбежное, что для низшей расы наконец наступил век свободы, Шестеро принялись по мере сил обучать смертных, чтобы народ их мог расти и набираться мудрости и ответственности.
Шестеро трудились тысячу лет, а потом, безмерно устав, отказались от дальнейших свершений и предпочли вместе уйти из жизни. Они остались в легендах как боги и богини: Ириана — Зверей, Тара — Полей, Мелисанда — Исцеляющих Рук, Чатак, Бог Огня, Икиза, Повелитель Неба и Иннор Мудрый, который для южных рас стал Жнецом Душ, ибо отчасти владел талантами Левиафанов, а они создали Чашу, которая, по слухам, повелевала возрождением душ. Авитан превратился в Отца Богов, а Кэйлих — в Мать.
Но что же стало с четырьмя великими Талисманами? Меч был укрыт, ожидая Единственного, для которого он создан. Арфа отослана за пределы времени. Жезл Земли потерян, а Чаша, как считалось, исчезла во время Катаклизма, и никто не думал о том, что она могла уцелеть, чтобы в грядущие эпохи снова бросить песчинку случая в механизм равновесия.
Ориэлла с трудом пришла в себя после рассказа Телласа, пораженная тем, что ей пришлось увидеть и услышать. История ее народа лежала перед ней как открытая книга, но теперь поставленная цель казалась ей еще более недостижимой, чем раньше. Одним Талисманом владеет Миафан, два других вообще недосягаемы, и даже Жезл Земли потерян бессчетные столетия назад. Лишь присутствие Левиафана помешало волшебнице разразиться неистовыми проклятиями, и она удовольствовалась безутешным вздохом.
— Ну что ж, отец, ты зря беспокоился о том, что я сделаю с Талисманами. Я не вижу ни малейшей надежды отыскать их. Мне придется выступить против Владыки без них, но только боги знают, как.
— Не отчаивайся, маленькая, — успокоил ее Теллас. — Теперь ты многое знаешь о природе мира и о народах, населяющих его. Тебе известно гораздо больше, чем твоему врагу. Может быть, ты обретешь неожиданных союзников. И теперь, когда ты знаешь о судьбе Талисманов, может случиться так, что в конце концов они все же попадут к тебе в руки.
«Как бы не так», — угрюмо подумала Ориэлла, но позаботилась скрыть свои мысли от Левиафана. Он сделал все, что в его силах, и волшебница была признательна ему, а его последующие слова заставили ее еще сильнее ощутить эту признательность.
— Я могу сделать еще кое-что для тебя, дочь моя. Хотя ни я, ни мой народ не можем сражаться на твоей стороне — это против нашей природы, — но я научу тебя заклинанию — это древнее заклинание, пробуждающее Орк от сна. Но молю тебя, во имя жалости к их страданиям, не используй его, пока не придет крайняя нужда. Впрочем, я знаю, ты не станешь. — Его мысли, полные одобрения и любви, омыли ее, в голове у нее зазвучало заклинание — давно позабытый зов, способный пробудить от сна воинов расы Левиафанов.
— Теллас, как же мне отблагодарить тебя? — спросила Ориэлла. Она действительно была безгранично благодарна ему за все, что он сделал.
— Предотврати новую Катастрофу, дочь моя, и восстанови спокойствие мира, если сможешь.
Наступала ночь, и Ориэлла вновь почувствовала усталость и голод. Левиафан настоял, чтобы она поела и отдохнула, прежде чем вернуться к своим спутникам, и на следующее утро они снова отправились на север. Мчась на широкой спине своего друга, волшебница пыталась унять тревогу и нетерпение. Наконец они достигли поросшего лесом берега, где оставили Анвара и Сару, но там никого не было.
Глава 20. РАБОТОРГОВЕЦ
По знакомому покачиванию Анвар догадался, что он на борту корабля. Его руки и ноги были крепко связаны грубой веревкой, а голова разламывалась от тяжелого глухого и мучительно монотонного стука, доносящегося невесть откуда. Какое-то время юноша лежал неподвижно, не решаясь открыть глаза. Стояла удушливая жара. Щекой Анвар ощущал сырые неструганые доски, а в нос ему бил отвратительный запах смолы и человеческого пота, рвоты и нечистот. Сквозь гудящие удары, которые болезненно отдавались у него в голове, донесся звон цепей и свист плети, за которым последовал крик.
Анвар открыл глаза. Он лежал в длинном, узком, скупо освещенном пространстве, которое, как он догадался, занимало почти всю площадь под палубой. Закованные рабы по четверо в ряд сидели у обоих бортов, мерно раскачивая тяжелые весла. Грузный надсмотрщик расхаживал взад и вперед, размахивая бичом, а в дальнем конце лысый великан с кожей, напоминавшей дубленую шкуру, колотил в тяжелый барабан, отбивая гребцам ритм. Сары нигде не было видно, и молодой человек похолодел от страха.
Кто-то спускался вниз по лестнице, приставленной к деревянной корме позади бегемота с барабаном. По внезапному усердию надсмотрщика, ускорившейся барабанной дроби и роскошным одеждам незнакомца Анвар решил, что это наверняка капитан. Он оказался высоким, стареющим человек с крючковатым носом и тонкой заостренной бородкой. Череп его был абсолютно гол, если не считать некоего подобия свиного хвостика на затылке, н в багровом свете факелов сверкал, как полированное дерево. Глубоким гортанным голосом он крикнул барабанщику:
— Бей быстрее, будь ты проклят! Заставь этих лентяев шевелиться, или сам сядешь к веслу!
Анвар был ошеломлен. Человек говорил на абсолютно незнакомом языке, и тем не менее юноша понимал каждое слово!
Способность понимать и говорить на любом языке была в крови у Волшебного Народа… Тут же боль грозным предупреждением сжала ему череп, и Анвар стиснул зубы, чтобы не застонать. Стараясь отвлечься от опасных мыслей, юноша сосредоточился на словах капитана.
— И приберись в этом свинарнике! Как ты только тут еще не задохнулся? Я не хочу, чтобы мы вошли в порт, воняя, как скотовозы! Мы Царские Корсары, и должны выглядеть соответственно!
Надсмотрщик недовольно пробурчал:
— Мало того, что я живу с этими животными, так мне еще и убирать за ними?
Мелькнул кулак, раздался отвратительный хруст, и надсмотрщик, выронив бич, рухнул на пол и ударился головой о скамейку. По рядам закованных рабов прокатился радостный шепот.
— Потому что, о сын ослицы, если оставить их барахтаться в собственном дерьме, они тут же сдохнут, — спокойно пояснил капитан. — Они и так мрут как мухи, и если мне придется опять закупать новых рабов, то я сделаю это за счет твоего жалования.