Жан. Ну и дальше что?
Беранже. Мне все-таки хочется сказать вам, что я досадую на себя за то, что я… с таким упорством… ожесточением… с такой яростью… спорил… словом… словом… это было глупо с моей стороны.
Жан. Вы меня этим не удивите.
Беранже. Простите меня.
Жан. Я что-то себя не очень хорошо чувствую. (Кашляет).
Беранже. По этой причине вы, наверно, и лежите в постели. (Другим тоном). А знаете, Жан, мы, оказывается, оба были правы.
Жан. Насчет чего?
Беранже. Да все насчет… того же. Я еще раз прошу вас, простите, что я к этому возвращаюсь, я постараюсь не распространяться. Но я считаю своим долгом сказать вам, дорогой Жан, что каждый из нас был по-своему прав, словом, мы оба были правы. Теперь это доказано. В городе появились носороги с двумя рогами и с одним.
Жан. Что я вам говорил? Ну что ж, тем хуже.
Беранже. Да уж, хуже некуда.
Жан. Или тем лучше, в зависимости от того…
Беранже (продолжая). Откуда появились те — и откуда эти, или откуда эти — и откуда те, в сущности, не имеет значения. Единственное, что, по-моему, имеет значение, это само по себе, так сказать, наличие носорогов, потому что…
Жан (поворачивается и, откинув одеяло, садится на постели лицом к Беранже). Я что-то неважно себя чувствую, неважно себя чувствую.
Беранже. Мне очень жаль! А что с вами?
Жан. Сам не знаю, что-то мне не по себе, совсем не по себе…
Беранже. Слабость?
Жан. Да нет. Наоборот, какое-то возбуждение.
Беранже. Я хочу сказать — приступы слабости. Это может с каждым случиться.
Жан. Со мной — никогда.
Беранже. Тогда, может быть, это от избытка здоровья. Излишек энергии — это тоже иногда нехорошо. Расшатывается нервная система.
Жан. Да ничего у меня не расшатано. (Голос Жана становится все более хриплым). У меня здоровое тело и здоровый дух. И наследственность у меня…
Беранже. Ну конечно, конечно. Но, может быть, вы все-таки простудились. У вас есть температура?
Жан. Не знаю. Да, пожалуй, маленькая есть. Голова болит.
Беранже. Небольшая мигрень. Так я, если хотите, уйду.
Жан. Оставайтесь. Вы мне не мешаете.
Беранже. И вы, кроме того, охрипли.
Жан. Охрип?
Беранже. Да. Немножко охрипли. Вот почему я и не узнал вашего голоса.
Жан. Отчего бы это я мог охрипнуть? По-моему, у меня все такой же голос, скорее это у вас изменился.
Беранже. У меня?
Жан. Почему бы и нет?
Беранже. Впрочем, все может быть. Только я не замечал.
Жан. А разве вы способны что-нибудь заметить? (Прикладывает руку ко лбу). Совершенно ясно — у меня болит лоб. Должно быть, я где-то стукнулся. (Голос у него становится еще более хриплым).
Беранже. Когда же вы стукнулись?
Жан. Не знаю. Что-то не припомню.
Беранже. Но вам же было больно, когда вы стукнулись.
Жан. А может быть, я во сне стукнулся.
Беранже. Вы бы тогда от боли проснулись. Наверное, вам просто снилось, что вы стукнулись.
Жан. Никогда мне ничего не снится…
Беранже (продолжая). У вас заболела голова, когда вы спали, и вы забыли, что вам снилось, или, может быть, помните, но не отдаете себе отчета.
Жан. Я не отдаю себе отчета? Я во всем всегда отдаю себе отчет, я не позволяю себе плыть по течению… Я всегда иду прямо, прямо, прямо напролом.
Беранже. Я знаю. Я просто не так выразился. Вы меня не совсем поняли.
Жан. Так выражайтесь яснее. И не говорите мне ничего неприятного.
Беранже. При головной боли бывает такое ощущение, будто ударился. (Подходя к Жану). Но если бы вы ударились, у вас была бы шишка. (Вглядываясь в него). А ведь у вас и в самом деле шишка.
Жан. Шишка?
Беранже. Да, маленькая шишка.
Жан. Где?
Беранже (дотрагивается до его лба). Вот она, торчит над самым носом.
Жан. Нет у меня никакой шишки. Ни у кого в нашем роду никогда не было шишки.
Беранже. Есть у вас зеркало?
Жан. Ну, знаете ли… (Ощупывая лоб). Как, в самом деле? Пойду посмотрю в зеркало в ванной. (Вскакивает с постели и направляется в ванную комнату. Беранже провожает его взглядом. Голос из ванной). Верно, у меня шишка. (Возвращается, заметно позеленевший). Видите, я же говорил, что я стукнулся.