— Он не воняет, как скунсы, — сказал отец. — Чистый зверь с добрым нравом. Тихий. Взрослые скуноты в домах живут плохо, они агрессивные, могут дом запросто развалить. Но этот вроде поспокойнее. Посмотрим, как у него дела пойдут. Да, Джимми?
Последнее время отец словно извинялся перед Джимми, будто несправедливо наказал за что-то, а теперь жалеет. Он слишком часто говорил: «Да, Джимми?» Джимми это не нравилось — не нравилось самому ставить хорошие оценки. Были и другие вещи, без которых Джимми вполне мог обойтись, — отеческие похлопывания по плечу, взъерошивание волос, слово «сынок» глубоким голосом. И эта сердечность становилась все менее убедительной, будто отец прослушивался на роль Папы, но без особой надежды на успех. Джимми сам немало притворялся, так что, как правило, различал притворство в других. Он погладил маленького скунота и промолчал.
— А кто будет его кормить и за ним убирать? — спросила мама. — Потому что я этим заниматься не собираюсь. — Она не злилась, сказала это невозмутимо, сухо, будто она — только наблюдатель, в стороне; будто Джимми и рутинная забота о нем, и его никудышный отец, и грызня, и багаж их жизней, что с каждым днем тяжелее, — все это не имело с ней ничего общего. Она больше не злилась, не выбегала из дома в одних тапочках. Она стала заторможенной и задумчивой.
— А Джимми тебя и не просил. Он этим сам займется. Да, Джимми? — сказал отец.
— Как ты его назовешь? — спросила мама. Ее это вообще-то не интересовало, она просто цеплялась к Джимми. Ей не нравилось, когда он привязывался к подаркам отца. — Наверное, Бандитом?
Джимми как раз про это имя и думал — из-за черной маски.
— Нет, — ответил он. — Это скукота. Назову Убийцей.
— Хороший выбор, сынок, — сказал отец.
— Ну, если твой Убийца наделает лужу, не забудь подтереть, — сказала мама.
Джимми отнес Убийцу в свою комнату, и скунот устроил себе гнездо в подушке. Он все-таки пахнул, странно, однако не противно, острый запах кожи, как дорогое мыло для мужчин от какого-нибудь дизайнера. Джимми спал в обнимку с Убийцей, нос к носу.
Через пару месяцев отец Джимми сменил работу. Его нашли охотники за головами из «НооКожа» и предложили работу на уровне заместителя — на вице-уровне, как выразилась мама. Рамона, лаборантка из «ОрганИнк», перешла на новую работу вместе с отцом Джимми; Рамона была частью сделки, потому что она очень ценный кадр, сказал отец, его правая рука. («Шутка», — объяснил он — мол, он в курсе, что на самом деле Рамона никакая не рука. Но Джимми это и без него знал.) Джимми, в общем, радовался, что по-прежнему сможет видеть Рамону за обедом — хоть кто-то знакомый, — хотя обедов этих было все меньше и случались они все реже.
«НооКож» был дочерней компанией «Здравайзера», и Джимми с родителями переехали в Компаунд «Здравайзер». На сей раз дом — в стиле итальянского Возрождения, арочная галерея, изразцы земляного цвета, крытый бассейн побольше. Мама Джимми называла дом «этот сарай». Она жаловалась на службу безопасности у ворот «Здравайзера» — охранники грубее, подозревали всех и любили устраивать личный досмотр, особенно женщинам. Им это в кайф, говорила она.
Она делает из мухи слона, возражал отец. К тому же, прибавлял он, пару недель назад тут произошло ЧП — какая-то фанатичка, женщина, с агрессивной биоформой в баллончике из-под лака для волос. Какой-то ужасный укрепленный сплайс, Эбола или Марбург, вызывает геморрагическую лихорадку. Она атаковала охранника — тот вопреки правилам снял маску, потому что жарко стало. Разумеется, женщину тут же обезвредили пистолетом-распылителем и нейтрализовали в цистерне с хлоркой, а бедного охранника облили биоактивным раствором и заперли в изоляторе, где он превратился в лужицу слизи. Больше никто не пострадал, но неудивительно, что охранники теперь нервничают.
Мама Джимми говорила, что все равно чувствует себя, как в тюрьме. Она не понимает, какова ситуация, отвечал отец. Она что, не хочет быть в безопасности, не хочет, чтобы ее сын был в безопасности?
— Так это все ради меня? — спросила мама. Она неторопливо резала французский тост на равносторонние кубики.
— Ради нашего блага. Ради нас.
— Ну, знаешь ли, я не согласна.
— Тоже мне, новость, — сказал отец Джимми.
Если верить маме Джимми, телефон их прослушивался, электронная почта перехватывалась, а крепкие молчаливые уборщицы, которые приходили дважды в неделю — всегда парами, — были шпионами. У нее уже паранойя, сказал отец, и в любом случае скрывать им нечего, зачем волноваться.
Компаунд «Здравайзер» был новее, чем «ОрганИнк», и больше. Два торговых центра вместо одного, больница получше, три ночных клуба и даже поле для гольфа. Джимми пошел в школу, где поначалу никого не знал. Несмотря на одиночество, вполне терпимо. На самом деле даже хорошо: можно по новой опробовать старые шутки и трюки, в «ОрганИнк» дети уже привыкли к его выходкам. Он начал с изображения шимпанзе, продолжил фальшивой тошнотой и удушьем якобы с летальным исходом — оба трюка были весьма популярны — и закончил тем, что нарисовал на животе голую девушку, чья промежность находилась точно на пупке, и заставил ее танцевать.
Он больше не приходил домой обедать. Утром уезжал на школьном этанол-солнцебусе, а домой возвращался вечером. В школе был яркий веселый кафетерий, где подавали сбалансированную еду, этноменю — пыроги, фалафель, — а еще кошерную пищу и вегетарианские соевые блюда. Джимми был на седьмом небе — не нужно больше обедать с родителями. Он даже немного потолстел и больше не был самым тощим в классе. Если оставалось время после обеда и нечем было заняться, Джимми ходил в библиотеку и смотрел старые учебные диски. Он больше всего любил Попугая Алекса из «Классики этологии». Джимми нравилась та часть, в которой Алекс изобретал новое слово для миндаля — пробковый орех, — а больше всего та серия, где Алекса доставали упражнения про синие треугольники и желтые квадраты, и он говорил: «А теперь я улетаю. Нет, Алекс, немедленно вернись! Где синий треугольник — нет, синий треугольник?» Но Алекс уже смылся. Пять баллов Алексу.
Однажды Джимми разрешили принести в школу Убийцу, где она — теперь это официально была она — стала хитом сезона.
— Ой, Джимми, как тебе повезло, — сказала Вакулла Прайс, первая девочка, в которую он влюбился. Она погладила Убийцу — темная рука, розовые ногти, — и Джимми задрожал, будто пальцы касались его тела.
Отец Джимми все больше пропадал на работе и все меньше о ней говорил. В «НооКоже» были свиноиды, как и на «Фермах ОрганИнк», только помельче, их использовали для кожных биотехнологий. Основная задача — найти способ заменять старый эпидермис новым, который не истончен лазером и не обновлен ненадолго дермабразией; совершенно новой кожей, без морщин и пятен. Для этого требуется вырастить молодую здоровую кожную клетку, которая поглотит старые, на которых выросла, и заменит их собственными копиями — как водоросли в пруду.
В случае успеха отдача неимоверна, объяснял отец Джимми во время мужских разговоров по душам, которые практиковал в последнее время. Что, богатые, некогда молодые и красивые мужчины или женщины, подсевшие на гормональные добавки, объевшиеся витаминами, но измученные бескомпромиссным зеркалом, — разве не продадут они дома, огороженные виллы, собственных детей и даже душу за еще один шанс пожить половой жизнью. «НооКож» для стариков, гласил броский логотип. Нельзя сказать, что уже нашли стопроцентно эффективный метод: больше десятка обнадеженных уродцев стали добровольцами — бесплатно, однако отказавшись от права подать в суд — и в итоге превратились в Плесень из Далекого Космоса: пятнистые, буро-зеленые, кожа слезает рваными лоскутьями.
Но в «НооКоже» имелись и другие проекты. Однажды вечером отец Джимми вернулся домой достаточно поздно, навеселе и с бутылкой шампанского. Джимми хватило одного взгляда на него, чтобы убраться куда подальше. Он спрятал маленький микрофон за морским пейзажем в гостиной и еще один на кухне за настенными часами, которые каждый час вопили голосами разных птиц, — и слушал то, что его не касалось. Джимми собрал микрофоны на неотехнологии в школе из стандартных деталей беспроводных микрофонов для диктовки — чуть подправить, и выйдет неплохая прослушка.