- Я провел больше ночей под открытым небом, чем под крышей...
- Ну и что с того? - возразил Демосфен. - Я был рожден в бедности и всю свою жизнь обеспечивал себя только собственным умом. Я работал всегда... с самого детства. И никто не обещал мне места за столом. Мне пришлось бороться, чтобы сделаться тем, кем я стал. Я ведь не царевич и не могу быть уверен в своем будущем. Мне пришлось добиваться положения, которого я наконец достиг. Но я всегда могу лишиться его, даже сегодня, в этот самый момент. Мне никто ничего не гарантирует, у меня нет и не было влиятельного отца, у меня нет богатства, которое может избавить меня от голода и холода.
- Клянусь всеми богами, - едва ли не прошептал Александр. - Ты завидуешь мне!
- Завидую? Я? Никогда! Никогда!
Я приглядывал за индусом, но тот не был вооружен и не пытался приблизиться к мечу, находившемуся на сундуке позади него. Более того, он прислушивался к разговору с видимым интересом.
- Нет, ты завидуешь моему положению, - настаивал Александр. - И жалеешь о том, что я родился царевичем, а не ты.
- Никогда! - повторил Демосфен голосом, полным яда, и я подумал, что Александр задел больное место. - Я против всех царевичей и царей, против тиранов, которые правят людьми. Я хочу демократии, при которой люди сами распоряжаются собой.
- При которой людей всегда сбивают с толку подобные тебе демагоги, сказал Александр. - Тебе нужны идиоты, покоряющиеся твоей напыщенной риторике. Тебе нужны другие рабы: ничтожные последователи твоего слова.
- И тебе нужны самые обычные рабы.
- Ты не прав. Престол в Македонии передается не по наследству, афинянин. Царя избирают.
- Но, как говорят, выбирает его только войско.
- Наше войско - все сильные мужи, жители нашего царства. Чем отличается это от вашей демократии?
- Ваше войско всегда изберет сына старого царя, и ты прекрасно знаешь это!
- Войско изберет сына старого царя, только если сочтет его достойным. Воины не любят повиноваться дуракам. А вот у вас при хваленой демократии, судя по тому, что я видел, захватить власть может любой лжец, если много наобещает и сумеет облечь свои мысли в изысканные фразы, способные расшевелить толпу.
Демосфен глубоко, с дрожью, вздохнул. Потом зажмурил глаза и негромким голосом проговорил:
- Ты олицетворяешь силу меча и привилегии рода. Я же - волю народа. Завтра мы увидим, кто из нас сильнее.
- Если ты доживешь до завтрашнего дня, - проговорил Александр.
Глаза афинянина округлились.
- Ч-ч-чего еще о-о-ожидать от с-сына Филиппа? Итак, ты способен убить безоружного ч-ч-человека?
- Человека? Нет. Я просто отрублю голову ядовитой змее.
- Мы явились сюда не для этого, - напомнил я царевичу. - Сделав из Демосфена мученика, ты лишь озлобишь афинян.
Александр посмотрел на меня, а затем повернулся к Демосфену.
- Где будут находиться афиняне завтра? - спросил он.
- С краю на левом фланге, - ответил индус прежде, чем Демосфен успел открыть рот. - Фиванцы образуют сильное правое крыло.
Александр, моргая, смотрел на него.
- Я расскажу вам все, что вы хотите узнать, только не убивайте этого человека.
- Почему?
Индус отвечал с печальной улыбкой:
- Убийство запрещено моей верой. Человек не должен убивать другого или допускать убийство, если имеет возможность его предотвратить.
- Что это еще за вера? - удивился Александр.
- Путь Будды.
Я спросил:
- Итак, тебе известен план завтрашней битвы?
- О да!
- Можно ли ему верить? - спросил царевич.
- Я здесь представляю Царя Царей, - отвечал индус непринужденно. - Мой господин Дарий и его советники захотят узнать все подробности завтрашнего сражения. Я обязан рассказать все как было.
- Но сначала ты расскажешь планы ваших полководцев Филиппу и его военачальникам, - сказал Александр.
- Так я и сделаю, если вы пощадите этого человека.
Я спросил его, не скрывая удивления:
- Итак, чтобы пощадили одного человека, ты готов выдать на смерть целые тысячи?
- Их ждет смерть в завтрашней битве вне зависимости от того, что я сделаю сегодня. Я не в силах предотвратить кровопролитие, но могу спасти жизнь этого человека и обязан это сделать. Таков путь.
Я обернулся к Демосфену:
- Можно ли рассчитывать, что ты будешь молчать, пока мы отведем перса в наш лагерь?
Афинянин посмотрел на Александра, все еще державшего в руках меч, и кивнул.
- Похоже, ты веришь этому демагогу, Орион? - проговорил царевич. - А я - нет.
Бросив меч в ножны, Александр направился в угол палатки - к стойке для панциря, сорвал ремешки с кирасы и поножей и связал ими руки и ноги Демосфена. Потом затолкал кляп в рот оратора и закрепил его полоской ткани.
- Ну вот, теперь ему можно доверять, - пробормотал царевич. - Правда, ненадолго.
Остановившись возле синего щита с надписью по ободу, Александр посмотрел на беспомощного Демосфена, распростертого на голой земле.
- "С удачей", - прочитал он вслух. - Что ж, поищу тебя завтра на поле боя.
Забрав индуса, мы направились к своим.
Имя индуса было Свертакету.
- Зовите меня просто Кету, - негромко сказал он, остановившись в предрассветных сумерках по дороге в лагерь македонцев. - Слова моей родной речи трудны для вашего языка.
И пока мы шли, Александр все время расспрашивал Кету о его родных краях.
- Скажи мне, какие земли лежат за Персидским царством? - интересовался молодой царевич, торопливо шагая по травянистому пологому склону, на котором завтра должна состояться битва.
- Они велики и носят разные имена, - с пылом проговорил Кету. - Индра, Хинд, Куш... [имеется в виду Кушанское царство, а не область в Африке того же названия] Много названий, много и государств. Наша земля очень большая, она очень далеко. В наших великих городах стоят огромные дворцы и храмы из чистого золота. Дальше лежат другие земли. А еще дальше Китай, империя еще более огромная, она лежит далеко на востоке... у самого Великого восточного океана.
- Выходит, мир много больше, чем я полагал. Об этом следует сказать Аристотелю.
Мне хотелось бы понять, что творилось в голове царевича. Александр видел в себе покорителя мира. Неужели будущего государя остудила весть о его истинной величине? Или же царевича взволновала мысль о новых землях, которые он, быть может, увидит, о новых империях, которые ему придется покорить? Впрочем, он был скорее обрадован, чем разочарован.