− Чего там крадёшься? Бежать задумала?
Я остановилась как вкопанная. Прятаться уже не было никакого смысла. Я осторожно выглянула и вышла.
Отец сидел на диване и равнодушно смотрел на меня. Даже скорее не смотрел, а анализировал своими карими глазами.
− Ты никуда не пойдёшь. Ты наказана.
− Но…
− Меньше будешь спичками баловаться! Нашла себе игру! – Он немного повысил голос, достал из кармана успокоительные таблетки, и проглотил одну, запив водой из стакана.
− Но у меня не было с собой спичек! Я уже это говорю в сотый раз! Зажигалку я вообще никогда в руках не держала!
Отец ничего не ответил, лишь смотрел куда-то сквозь тумбочку кухни.
− Папа! – прикрикнула я, чтобы вывести его из глубокого задумчивого сна. Такое с ним частенько бывало.
Он тут же замотал головой, нахмурил брови, встал и, показывая в сторону моей комнаты, громко сказал:
− С меня хватит, Мэделин! Отправляйся в свою комнату сейчас же! Ты наказана до конца недели!
Я хмуро взглянула на него и вышла в коридор, при этом агрессивно топая.
− Потопай, мне ещё!!! Растопталась… – прорычал отец.
Я резко хлопнула дверью комнаты и обиженно рухнула на кровать, ударившись локтем об деревянную перекладину, после чего пронзительно зашипев от боли.
Так я не выходила из комнаты целый день. А в животе начинало сильно урчать. Но спуститься в кухню? Да не за что! Лучше с голоду сдохнуть!
«А может всё-таки спуститься?» − промелькнуло у меня в голове через пару минут. С кухни летели на невидимых крыльях ароматные запахи… Ммм!
Я сама и не заметила, как обслюнявила подушку, воображая блюда, которые мог приготовить мой отец.
Но на случай «голодухи» у меня, так сказать, на чёрный день, всегда была запрятана между полками коробочка сливочного печенья с шоколадной крошкой. Рука сама потянулась за ней, и я начала жадно есть печенье. Можно сказать, что это был мой рекорд – съесть двадцать пять печенья за двадцать пять секунд. Но даже когда я опустошила коробочку, мой живот продолжал устраивать митинги, недовольно урча (причём коробочка была далеко не маленькая).
И тут мой отец словно мысли прочитал. Он постучался ко мне.
− Мэдди! Я всё понимаю, ты обижена. Но ты с утра практически ничего не ела. Ты же не хочешь умереть от голода? – доносился его приглушённый голос за дверью.
− Может, и хочу! – недовольно буркнула я в ответ.
− Если что, поднос с едой у двери. Когда бросишь свою идею с забастовкой, поешь.
Послышались удаляющиеся шаги. Похоже, отец уже спускается по лестнице.
Как только шаги стихли, то я сразу же открыла дверь, занесла поднос в комнату и начала медленно есть, блаженно смакуя.
Наступила полночь. Отец громко храпел в своей соседней комнате, а я тихо собирала портфель. Положила туда карту, телефон, деньги (их было не много, но на проезд в обе стороны хватит), и кухонный молоток. Зачем? Как зачем?! Для собственной самообороны! Обычно папа использовал его, чтобы делать отбивную. А я сделаю отбивную из того, кто нападёт на меня! Не факт, что такое произойдёт, но лучше перестраховаться.
Я вздрогнула от собственных мыслей, и поспешно нацепила рюкзак, затем тихо открыла окно, вылезла и оказалась на крыше. Упираясь ногами в небольшой выступ, я, стараясь передвигаться как можно тише, прошла до конца, потом по спуску, и уже даже представила, как буду спрыгивать.
Крепко схватившись руками за черепицу, я сбросила ноги, повисла и… прыжок! Ох, не надо было раскачиваться!
Я упала прямо в колючие лапы кустов шиповника. Да уж, мягкая посадочка!
− Ай! – громко вскрикнула я и тут же посмотрела на окна дома. Но к счастью отец сегодня спал крепко.
Я пролезла под кустом, обдирая колени и локти. И вышла к тротуару, уже зная, куда пойду дальше. Путь меня ждал уж точно не из лёгких.
На улицах было столь безмолвно, что звенело в ушах. Казалось, город умер. Дул ледяной ветер, уже не горели вывески магазинов, не хохотали пьяные компании за углом, не проезжали машины. Светили только луна и звёзды. И было такое странное чувство, что всё это не по-настоящему, что это лишь один из моих ничего не значащих снов. И я скоро проснусь.
А между тем становилось холоднее. Я жалела, что не взяла курточку. Шла, обхватив себя руками.
Затем резко мне в голову стукнула идея побежать. Быстрее окажусь на месте, да и согреюсь заодно.
Я бежала, не останавливаясь. Нисколечко не щадя себя. И чувствовала свободу, и одновременно какую-то лютую, сковывающую сердце тоску. Бежав со всех ног, без передышки, мне уже казалось, что я скоро задохнусь. Но нельзя было сдаваться так рано.