Ржевский долго не выходил, а вышел вместе с одним из медиков. И все. Ниночка не могла разглядеть Ржевского за спинами высоких молодых талантов
— в этой толпе его и унесло в коридор, и лишь раз его усталый голос поднялся над другими голосами: «У кого-нибудь есть сигареты без фильтра?» Ниночка почувствовала, что смертельно устала, но не могла не смотреть на дверь во внутреннюю лабораторию, потому что Он мог выйти сам по себе, забытый и неконтролируемый. А когда вышел покурить и Коля Миленков, она не выдержала и спросила его тихо, чтобы не услышали и не засмеялись:
— Он ходит? Он говорит?
— Будет ходить, — сказал Коля самодовольно.
Потом вернулся Ржевский и потребовал у Фалеевой графики дежурств лаборанток. Он сидел за столом, Ниночка подошла к нему поближе, и ей казалось очень трогательным, что волосы на затылке у Ржевского редкие, мягкие и хочется их погладить.
— В ближайшие недели, — сказал Ржевский Фалеевой, но слышали все, — с ним должны дежурить сиделки. Я договорился с Циннельманом, но у них плохо с младшим персоналом. Сестры будут, а вот в помощь им хотелось бы позвать кого-нибудь из наших. Есть добровольцы?
Ржевский оглянулся.
— Конечно, есть, — сказала Фалеева. Но никто не отозвался, потому что девушки вдруг испугались.
Оробел даже Юра, лаборант, который занимается штангой. И больше всех испугалась Ниночка. И потому сказала тонким голосом:
— Можно, я?
— Конечно, — сказал Ржевский, который, видно, совсем не боялся за судьбу Ниночки. — А еще кто?
Тогда вызвались Юра и сама Фалеева.
13
Вокруг темнота и глухота, темнота и глухота, но темнота не бесконечна, только нужно из нее выкарабкаться и знать, куда ползти сквозь нее, а никто не может сказать, куда надо ползти, и если поползешь не туда, то попадешь в колодец; это еще не колодец, а понятие, для которого нет слова, место, куда падают, падают, падают, и тело становится громоздким и все растет, оно больше, чем пределы колодца, но не касается, они отодвигаются быстрее, чтобы пропустить его в бездну.
И он не знает, что это значит, хотя должен знать, иначе не выбраться из темноты…
14
Ниночка пришла домой в девятом часу. Родители были на кухне. Отец читал «Советский спорт». Мать рубила капусту.
— Что так поздно? — спросил отец мирно, как будто с облегчением.
— Мы так устали… — и Ниночка замолчала. Когда она шла домой, то не знала, что сделает, вбежит ли с криком: «Он родился!» — или просто ляжет спать.
— Наверное, устала, — сказал отец, чуть раскачиваясь… — Каждый день приходила чуть ли не ночью… Теперь хоть будешь дома сидеть.
— Нет, — сказала Ниночка. — Теперь будет еще больше работы. Меня назначили дежурить с Ним.
— С кем? — спросила мать, и нож повис в воздухе.
— С Иваном. Его зовут Иваном, ты знаешь?
— Я ничего не знаю, — сказала мать. — Я ушла раньше. Иван — это его детище?
В слове «детище» было отношение к новорожденному. Плохое.
— Я буду дежурить у него.
— Господи, — сказала мать. — Возле этого чудовища? Одна?
— Он не чудовище. Это сын Ржевского. Понимаешь, биологически он сын Ржевского, он выращен из его клетки.
Мать бросила нож, он отскочил от доски и упал на пол. Никто не стал поднимать.
— Он убийца! — закричала мать. — Он убил Лизу! Он убивает все, к чему прикасается. Он затеял всю эту историю из патологического желания доказать мне, что у него может быть ребенок.
Ниночке бы уйти, она всегда уходила от таких сцен, но теперь все относившееся к Ржевскому слишком ее интересовало.
— Какая Лиза? — спросила Ниночка.
Мать подобрала нож и сказала, будто не услышала:
— Я категорически, — она подчеркнула свои слова ножом, — против того, чтобы Нина приближалась к этому ублюдку. Если нужно, я дойду до самого верха. Я не оставлю камня на камне.
И тогда Ниночка убежала из дома. Было темно и зябко. У нее был домашний телефон Ржевского, она списала его дома, из телефонной книжки. Она зашла в будку автомата, еще не думая, что будет звонить, — просто освещенная изнутри желтой лампой будка была теплым и уютным местом, чтобы спрятаться. А потом она набрала номер Ржевского.
Поняв по голосу, что разбудила директора института, Нина хотела было уже бросить трубку, но не успела.
Он строго спросил:
— Кто говорит?
И она не посмела скрыться.
— Простите, я не хотела вас будить. Это Нина Гулинская.