Конечно, Апа-Шер могла догадываться о наших похождениях. И скорее всего догадывалась. От умной старухи скрыть что-то было невозможно. Но знахарка молчала. Причин у нее для этого хватало.
Я все-таки не был ей родней по крови. Конечно, узнай о нашей с Жужукой отношениях посторонние, для которых мы «брат и сестра», разразился бы скандал. Но, появись у Жужуки ребенок, это никого бы не взволновало. Он вряд ли бы мог пострадать от кровосмешения — в этих делах старая ведунья понимала лучше, чем кто бы то ни было. К тому же Жужука — вдова, и от кого она малыша прижила, это никого не касается. Может, от соседа, может, от заезжего гостя. Вдова — не мужняя жена, сама себе хозяйка. К таким «мамкиным детям» в орочьем народе отношение хорошее. Князь того племени, в котором жила вдова, становился для малыша «дядей» со всеми вытекающими обязательствами.
Но ребенка-то как раз случиться не могло. На Жужуке лежало какое-то проклятие, из-за которого у нее не было детей. Что-то, связанное с матерью — Апа-Шер… Я не вникал, да и моя орчиха толком ничего не знала. Только в общих чертах. Когда-то давно, еще до рождения Жужуки, Апа-Шер, тогда еще — просто молодая знахарка Шер, ученица древней Апа-Лухас, что-то не поделила с богиней жизни, Матерью Землей. Загрубила не по-детски. И в результате огреблась проклятием — дескать, у нее будут сыновья, и у них — только сыновья, но дочь — только одна, и та бездетная до тех пор, пока не изменится мир, так что передать колдовскую силу перед смертью глупой Шер будет некому. Разве что найдет родную по крови сиротку, которая не будет родней. Вот такая загадка: пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что… будь и голая, и одетая, и верхом, и пешком…
Так что о последствиях наших с Жужукой встреч старуха не беспокоилась.
Была и еще одна причина. Через пару дней после того, как меня сделали «младшим сыном», к Апа-Шер заявился сам князь.
Я возился с очагом в задней комнате — так что мне удалось подслушать весь разговор. Хотя, подозреваю, хитрая старуха специально приказала мне разжечь очаг и накипятить воды для приготовления отваров, чтобы я мог все услышать.
После витиеватых приветствий и расспросов по поводу здоровья домочадцев и скота князь наконец-то приступил к делу:
— Слушай, мать, ну зачем тебе этот старик нужен? Мужчина не должен жить в женском доме. Лучше отдай его мне. Стыдно же — вроде он мне названый брат, а работает у тебя, как полонянин какой. Видели же: он у тебя даже помои выносит!
— Ну и что? — насмешливо ответила старуха. — И ты, великий и могучий Гырбаш-князь, с грязными бадейками по малолетству бегал.
Тут только до меня дошло, что Апа-Шер — мать правителя этого городка. То-то ее слово для большинства — закон. А почему в крепостице не живет — так это, видимо, для ее колдовства нужно.
А старуха тем временем, помолчав, добавила со значением:
— Пусть Мышкун вспомнит, каково быть степняком. Город его сильно изменил. Иногда он сущим младенцем кажется, ничего толком не знает. Хотя воин он изрядный, вчера этого дурака Бухтола так шибанул, что потом Бухтолова жена просила мази от ран. Да и не навечно Мышкуну у меня быть. Видела я сон: сидит он возле золотого трона, одет так, что на один только камень с чалмы можно купить все твои стада, а этих камней, да золота, да других украшений — видимо-невидимо.
— Вот оно как, — задумчиво протянул князь. — Но только как Мышкун у трона окажется? Тридцать лет он служил Владыке, да только ничего, кроме доброго ятагана, не выслужил. А тут, говоришь, у трона будет сидеть? Не верится что-то. Ему бы сейчас к теплому очагу, да старые кости греть, а не в город возвращаться.
— Мои сны когда-нибудь обманывали меня? — веско спросила старуха. — Не знаю я, как он туда попадет. Знаю только, что в наших землях ему недолго жить. И что может он гораздо больше, чем многие из твоих воинов. Колдун он — великий знахарь, каких еще свет не видывал! Только сам еще об этом не знает. Но иной раз кажется, что словно вспоминает что-то… слова непонятные шепчет… ты вот, например, знаешь, что такое «генномодифицированный» или «хромосомная мутация»?
От удивления я чуть не уронил котелок, в который переливал воду. Ни фига себе! Вот тебе и глухая старуха — не только расслышала, что я бормочу, но и запомнить умудрилась!