Первое, что сумел осознать Хряп - хриплый шёпот Гёза:
- Ты могуч, орк. Ох, и могуч.
Потом он ещё долго сидел на земле, с тупым удовлетворением наблюдая, какими красивыми завитушками поднимается дымок от прогоревших подошв его сандалий.
Ярчайшее и громко гудящее пламя колдовского кострища тут же заметили дикие охотники. Они же раньше всех осознали, что дело проиграно, и пора спасать себя, горячо любимых. Не задержались у стен «Гранитной» и ящеро-кошки, так и не успевшие повоевать. И только потом в бегство ударились туповатые варги и сорги... те из них, кому улыбнулось выжить. Последней уходила Киска, бросив на произвол судьбы безглазого Гнилого. Она медленно брела вглубь Незнаемых земель, часто оглядываясь и поминая чёрным словом себе под нос торопыгу Кьялли-Яна и, совсем по иному - мудрого, неспешного в решениях сумеречного властителя.
- Я ещё вернусь,- пообещала она полуразрушенным стенам «Гранитной». - Я вернусь и сотру тебя до снования.
Эпилог.
Хряп: нелогичная тоска по былому, или
Да здравствует мемуаристика!
Собственная кровать - уже не мечта и даже не роскошь. Стул, два табурета и комод - большой такой, старый, скрипучий и с клопами. Никак они не выводятся. Травишь их, травишь, а толку чуть. Наверное, не стоило покупать этот мебельный гроб у старьёвщика, но уж очень хотелось испытать: как это быть самым первым орком Амальгеи, владеющим комодом?! Здорово, чего скрывать! Ещё есть добротный письменный стол. Он тоже был приобретён с первого оркского жалованья. На столе много исписанной бумаги - это письма. И целая стопа чистейших листов. Уже месяц так лежит, прикоснутся боязно. Окно распахнуто настежь, и шаловливо поигрывая цветастыми занавесочками, в комнату беспрепятственно влетает озорник-ветерок. Да-а, это тебе не пропотевшая, липкая «Объедаловка».
Комната, да и всё в ней принадлежит гвардейскому прапорщику Хряпу, первому стрелку егерской роты, личному охраннику её высочества Анфиоры Бриттюрской, наречённой невесты принца Кристофана наследника алагарской короны.
Удивления достойно то, как всё-таки неспешно продвигаются брачные дела у августейших особ! Уже пять месяцев минуло, как королевские сваты доставили принцессу ко двору вместе с требуемым бриттюрской свадебной традицией дополнением, а она всё ещё в невестах числится. В задержке такой, первую скрипку, конечно, его величество играет, блюдет дух и букву международной канцелярщины. Ему, коронованному обормоту, красавицу-невестку привезли, а он, вместо того, чтобы тут же день свадебки обозначить, за перо схватился. Давай королеве Талогрине слащавые письма наяривать. Сухостой те письма рвала в мелкие клочки, даже печатей на конвертах не ломая (так шпионы королю докладывали) и ярилась, как раненая львица в ловчей яме. Горе её понятней некуда, - девка из дому родимого утекла - не поймали. Затея с драконьими фруктами себя не оправдала. Придворный маг где-то без вести сгинул, утащив вместе с собой и секрет вечной молодости. Слух упорный пошёл среди владык ближних и дальних - королева-то Талогрина, на своём лице, не по возрасту юном, первые морщины замечать начала. Ух, и взбеленилась тётка! Зеркал во дворце переколотила бессчётно. В чувствах растрёпанных даже не вспомнив о том, что вернее и дурнее приметы нет.
- Поджигач! - прикрикнул Хряп, вынужденно прерывая мечтательное созерцание трещин на потолке. - Сколько раз говорить, чтобы ты несмел, подпаливать бумаги на моём столе?
Маленький ловец по кличке Поджигач, забавно уселся на хвост возле чернильницы и нагло выпустил в ворчащего хозяина струйку густого чёрного дыма.