- Мокро же, - жалостливо заныл поверженный в лужу правонарушитель.
- А мне, ничего, нормально, - поёрзал по его спине невозмутимый победитель. - Мудрак Ялохович, вашим ноженькам не сыро?
- Чуток имеется, - горько пожаловался на дискомфорт гоблин.
- Так чего ж вы такие неудобства терпите, дорогой друг, когда вокруг столько удобной мебели разбросано? Велите вон тем двум лодырям не мешкая ползти сюда; на одного вы ножки сложите, на другого - я. Вот и будет всем хорошо.
Ялохыч новым своим подчинённым тут же дал соответствующую случаю отмашку, и, как заботливый начальник проявил беспокойство об остальных «предметах» камерной обстановки:
- Энтих, вот перцев, под что приспособим?
Хряп напряг фантазию. За дверью сторож тоже невольно озадачился над тем, чего ж ещё не хватает в пустой тюремной камере. Но тут появился Гёз, как всегда не вовремя, и грубо прервал мирное течение их мыслей.
- Отворяй, живо! - было сурово и без всякого почтения сказано заслуженному ветерану охранного труда.
Гордый ветеран, «прилипший» к окошку в двери из-за тугоухости пропустил появление посетителей. От неожиданности старче вздрогнул, брякнул тяжкой связкой ключей и начал речь:
- Чего... - огласил он подвальные своды старческим рыком медленно сатанея и намеренно оборачиваясь с вящей заторможенностью, - ...изволите, милостивый государь? - Окончание фразы было произнесено тоном прирождённого холуя.
Гёз явился в узилище не один, а, диво дивное, в сопровождении грозного начальства. И как сумел к нему в доверие втереться за столь краткое время? Не иначе - заветное слово знает для умилостивления чиновных небожителей. Сторож, сторож-то как опростоволосился. Не встретил, как подобает, самого господина второго секретаря местной погранконторы. Ох-ох-ох, какая непростительная оплошность! Пролопушил, старый хрен, ей-богу, пролопушил.
Господин второй секретарь, рыжий малый с плутоватыми глазами росту был отменно неказистого, характером обладал желчным, а самомнение имел по стать принцу крови. Носил он чёрные туфли на массивном высоком каблуке, и всегда выбирал обувку с большими серебряными пряжками. «Из личной скромности, - говаривал он сослуживцам, намекая, что мог бы себе позволить и пряжки золотые, каменьями украшенные, - и от злобного неправедного сглазу». Суеверным был второй секретарь, впрочем, как и все пройдохи. Ещё он был обладателем дорогущих и жутко модных узких гетр с пышными буфами, разноцветьем своим вызывающих рябь в глазах любого не страдающего дальтонизмом; шёлковые сорочки менял два раза в день, имелась у него такая причуда; костюм его дополнялся хорошего кроя колетом, так же украшенного серебром и подстреленным плащиком с горностаевой опушкой. На маленькой головёнке большой берет с непомерных размеров пером птицы дрюх. Шпагу же достойный рыцарь гусиных перьев и железистых чернил предпочитал носить тонюсенькую, что твоя зубочистка. Чего утруждаться, лишние тяжести таская, ежели всегда рядом надёжная охрана? Вот и сейчас в подвал администратор в одиночестве спускаться не пожелал, то ли из боязни тамошних жирных крыс, то ли просто из каприза. За его спиной, горой нависая над обожаемым начальством, ненавязчиво маячил верный Бухо.
- Что было велено? - гнусаво вопросил господин второй секретарь. - Совсем оглох от старости? На покой пора?
- Никак нет, государь милостивый, - затрясся служака, как овечий хвост. Потеря столь тёплого места пугала его в разы больше, чем набег голохвостых чупакабр на его родную деревню, пережитом сторожем в ранней юности.
- «Никак нет» - ядовито передразнил охранника великий хозяин канцелярского стола и собственного мягкого кресла. - Это хорошо, что «никак нет». А то я уж подумал, что мне, мессиру Брехтоламью сюда переселяться придётся - распоряжения, тебе отданные, дублировать. Молчать!!! - люто рявкнул, обозначившийся Брехтоламью, завидя, что инвалид раскрывает беззубый рот для оправдания.
Между тем страж подтопляемого узилища оправдаться мог легко, мол, и, дескать, этот заброда с недобрым лицом ему, честному служаке, никакое не начальство, и, стало быть, он никаким боком таковому субъекту подчиняться не может и не должен. Нет у служителя бриттюрского правосудия таковых прав. И, что ежели каждый служилый чин начнёт с готовностью исполнять таковые-то приказы и распоряжения от подобных прощелыг то в державе бриттюрской начнутся разброд и шатание, кои имеют обыкновение заканчиваться весёлой кровавой каруселью.