- Мало ли какая оказия может неожиданно приключится, - утирая со лба капли пота, рассудил Хряп. - Скажем, придётся нам тайно отсюда линять, а фелшир, с околоточным сговорившись, потребует свой дар назад. Или стража, в ответ на многочисленные жалобы обывателей бурунийских раздосадованных твоими выходками, вознамерится нас опять в подвал определить, заодно и презент конфискует. Обидно же, правда?..
- Правда, - согласился Мудря, сворачивая парус. - Только вот стражу ты зря помянул. Не к добру это. Да и не придут они за нами... Э-э-э, не должны, во всяком случае. С чего легавым на наш счёт сокращаться? Ты в последнее время истинно ангел во плоти, даже вон на рыбалку лицензию взял. Я и то твёрдо встал на путь исправления. Окромя кур, более ничего не краду.
- Так уж и ничего?
- Ну, разве что по мелочи... Так, чтобы сноровку не терять, вдруг в жизни ещё пригодится.
- Ладно, верю. К нам у местных бриттюрских фараонов и впрямь претензий быть не должно. А вот к Гёзу... Он-то, в отличие от нас, в Стронге, этом окаянном, не развлекается. Его Таможенный Догляд от самой границы под колпак взял. Помнишь, как тот лихоимец про родственничка своего сладко пел? Думаешь по доброте сердечной?
Мудрак озабоченно кашлянул в кулак:
- Ты это... мачту лучше прячь, чтоб чужие в раз не нашли, а мы, при острой нужде, не потеряли.
Да-а, недурно орк и гоблин провели в Буруни свой краткий отпуск. Послезавтра, по плану, здесь должен будет объявиться Гёз. Хряп огляделся со странной грустью. Хорошо здесь. Спокойно. Природа, вон какая. Рыбалка отменная - уже полный садок. Люди в общем-то совсем неплохие. Можно здесь жить... и-эх... И вдруг в груди, что-то сжалось от тревожных предчувствий. Орк даже поклёвку прозевал. Ох, как защемило! Хряп нервно взъерошил волосы:
- Надо бы сегодня пистолеты почистить, - озабоченно сказал он своему отражению, - и Ланцет наточить. Чую - командировка затянется. Эх, Гёз как ты там, среди врагов один одинёшенек?
Рыбачить вдруг расхотелось. Хряп смотал удочки, кликнул Космача и отправился в Буруни разыскивать гоблина. Тревога, раз придя, больше его не отпускала.
Предчувствие - сильная вещь, - Гёзу действительно приходилось не сладко. Его роль, первоначально имевшая технический, можно сказать, - курьерский характер, менялась на глазах, час, от часу превращаясь в чёрт знает что такое. И причиной тому была вовсе не бесцеремонная навязчивость «таможенных» шпиков. Как раз к этому он был готов. И, наверное, даже расстроился бы, не обнаружив за собой прилипчивый хвост. К «счастью» хвост был. Гёз его «срисовал» и тут же успокоился. С любопытством искренним шлялся по столице любуясь на достопримечательности. Поселился без споров, где было предписано. После посетил толкового врачевателя; о нём справлялся у всех, открыто, не маскируясь. Договорился с эскулапом о времени следующего визита, что и было записано служащим в огромный гроссбух. Запись эта была тут же уточнена одним невыразительным на лицо дяденькой сразу после ухода Гёза. Дяденька этот оказался человеком удивительного любопытства и дотошности; он не поленился поговорить о состоянии здоровья нового пациента с обслуживающим персоналом и самим врачом. Чтоб на них на всех немота не нападала или там не вздумали они нести всякую чушь про врачебную тайну, каждому была явлена некая бумага с витиеватой подписью. Всякий обыватель, видевший этот документ с неудержимой откровенностью рассказывал шпику про Гёза, его диагноз, про работающих рядом и про то, что докторюга, сволочь, приторговывает опиумом в квартале людей-ящеров.
Сотрудник Таможенного Догляда всё это выслушал с видом самым заинтересованным, но в конце разговора досады скрыть не сумел. Он принял грозный вид с толикой неверия и несколько раз строго переспросил: «Что, он действительно болен?» - «Не сомневайтесь, ни секунды, - был дан уверенный ответ, - алагарец не симулирует». - «И насколько всё это у него серьёзно?» - дотошно выпытывал невзрачный господин. - «Ну по крышам ему точно не лазать. Если вы это имеет в виду. И через заборы тоже не скакать». Шпик всё это тщательно записал и только тут позволил себе немного расслабиться. Но лишь слегка. Во всяком случае, когда Гёз отправился ужинать в одну чистенькую и уютную таверну, радующую глаз и желудок, он его по-прежнему сопровождал и был не один.
«Экое они недоверчивое племя, - с усмешечкой подумал Гёз, «срисовав» ещё одного «прилипалу» маскирующегося под дремлющего негоцианта средней руки. - Ну да работа у людей такая, пусть их».
Внешне Гёз не выглядел очень напряжённым. Во всяком случае, не более чем должен был выглядеть человек, попавший в чужую страну. Головой вертел в разные стороны, - не без того, но в жар и холод его не бросало. Это внешне. А вот о его внутреннем, душевном состоянии, такого сказать было никак нельзя. Некоторые вещи ему пришлись не по нраву. Взять, к примеру, юродивого возле памятника Королевскому семейству. Юродивый, как юродивый, каких в каждом крупном городе полна коробочка: нищий, грязный, горластый с потугой на святость и понимание высшей истины. При последнем сеансе связи Гёзу подробнейшим образом был описан этот персонаж. Он бы его даже в темноте признал. Так что ошибки быть не могло, точно - он, одноглаз, нужные фразы выкрикивает, вроде как отсебятину несёт и ручкой эдак замысловато подёргивает наманер нервного паралитика. Натурально подёргивает, большой артист. Вот только вместо рваной красной шапки, голову кривого горлопана украшала грязная зелёная повязка. Что, алагарская резидентура маху дала - агента не так обрядила? Ничуть не бывало! Зелёная повязка - маяк, сигнализирующий посвящённому - в деле наметились изменения. Чтоб его!.. И всегда вот так.