- А ну, кыш от двери, бесстыдники! - обругала она безвинных спутников, досадуя на собственный промах. - Ишь, чего удумали - в девичью спальню гуртом переть!
- Дык э-э... - хотел было оправдаться Гёз. - А... ну да. Могло, могло неловко получиться. И как я раньше... Ты, тоже хороша.
- Не смей забижать беззащитную женщину! - срезала его мадам. А то осерчаю и как дам... больно, в смысле, кляузу твоему королю накатаю. Баста! Побалагурили и будет. Я пошла, - она, чуть приоткрыв дверь, сунула в образовавшуюся щель свой любопытный нос. - Хвала богам! Мой ангел спит. Проснись, девочка, проснись. Не бойся - это я, твоя мама.
Нужно отдать ей должное - девица оказалась не из пугливых. Без охов и вздохов собралась, секунды не тратя на неуместные сейчас расспросы, лишь на краткий миг прильнула к материнской груди и выпорхнула в коридор. Да-с, в коридор... А вот тут без заминки не обошлось. Наткнулась она на одного без дела ошивающегося орка, от неожиданности оступилась, потеряла равновесие и упала в его объятия. Добро, не вскрикнула, мог произойти конфуз. Спасибо Лотране; быстро оценив ситуацию, она успела подскочить к дочери, прикрыть ей рот кончиками пальцев и прошептать на ушко:
- Тс-с, это свои, свои.
Девица оказалась смышлёной и рта не раскрыла. Но вот её родство с мадемуазель Клариссой, с первого взгляда вызвало у Хряпа большие сомнения. Ладно, цветом волос они оказались несколько э-э-э... схожи, если не быть особо привередливым, - богомолка была тёмно-русой, этим вся похожесть и ограничивалась. Обитательница монастырской кельи была выше ростом, голубоглаза. Нос имела прямой без всяких горбинок. И губы у неё не были столь резко очерчены. Орк надумал задать вопрос, засвирбивший у него в мозгу, но в суете не успел, а потом было возвращение в стан и вторая шишка на лбу. Нельзя сбрасывать со счетов и блуждание в крапивном море, которое юное создание спокойно пересекло на плечах не такого уж и страшного орка. И горячая встреча двух совершенно не похожих друг на друга сестёр. Глянул на них несчастный алагарец и только напряжением воли удержался от того, чтобы не схватиться за голову. Хряп приметил и это, отчего подозрения его лишь усилились:
- Что? - спросил он обеспокоенно.
- Потом, - отмахнулся наставник, - всё потом. Сейчас двигать пора наперегонки со смертью.
До замка королевского колдуна они успели перед самым восходом солнца. Укрытие искали уже под покровом маленькой пирамиды. Нашли с великим трудом. И едва успели нырнуть в мелкий овражек, как на дорогу из замка буквально вылетела шестёрка лошадей, запряжённых в простую лёгкую карету без герба.
- Надо же, - Гёз пальцами протёр красные от недосыпа глаза, - успели. Я уж опасаться начал. И, по всему судя, Троммзетан не подкачал. Везёт нам.
- Ты даже не представляешь насколько, - мадам Лотрана говорила стоя за спиной алагарца. - Лошадей видел? Вот и смекай.
- Кьялли-Ян во дворец поспешает, а перемещаться, как колдуны большой силы не способен.
- В точку. Сейчас дождёмся, чтоб чудище подальше отъехало, и будем этот орешек, - она кивнула в сторону замка, - разгрызать.
* * *
Чудище, о котором только что шла речь, поспешало изрядно. Острыми ноготками Кьялли-Ян Прокка уже искромсал кожаную обивку сиденья; колдун часто и страшно кривил сырой рот, то и дело обнажая неестественно красные треугольной формы зубы. Прокка наверное уже дюжину раз снял и протёр свои очки с толстыми линзами. Маг нервничал. В душе он самыми чёрными словами проклинал свою колдовскую слабость. Слабость, конечно, была относительной, но Кьялли-Ян комплексовал и от этого ещё больше ярился. Особенный гнев у колдуна вызывало то, что в некоторых аспектах прикладной магии он вообще был полным нулём. Вот сейчас бы перенестись во дворец и вся недолга. Так ведь нет, приходится на лошадях, как простой обыватель. На сиденье появилась ещё одна глубокая борозда. Кучер гнал лошадей не жалея и несмотря на довольно прохладный ветерок обильно потел со страху. В карете, напротив королевского любимца трепетал, как осиновый лист ещё один забавный персонаж. Это был некий юноша по имени Н-Гуль Мелихес, недавно взятый Кьялли-Яном в свой замок не то в качестве слуги, не то - ученика. Душонка у юнца была с гнильцой падкая на соблазны и легко смиряющаяся с сотворением подлостей. К маэстро в неофиты он напросился сам, чем его очень удивил. Репутация этого чародея в Бриттюре и за его пределами была однозначно отвратительная, а тут малец хвостом метёт, премудрости от него набраться желает. Прокка подумал, подумал да и махнул рукой, пусть его, обучается. Впрочем, слова «обучается» или там «ученик» к сложившейся ситуации не очень подходили, Кьялли-Ян использовал аколита-добровольца в основном в качестве мальчика на побегушках. Молодой Н-Гуль этим обстоятельством был несколько раздосадован, но не обескуражен. Тайны, скрываемые учителем, он старательно постигал сам, при этом постепенно, со скрипом, становясь для него незаменимым. К тому же Мелихес оказался поразительно стойким мерзавцем, обладателем крепких нервов и желудка. В глазах ментора это, безусловно, было огромным плюсом. И ещё, юнец был непрошибаемо небрезглив и абсолютно аморален. Последнее качество Кьялли-ян Прокка оценил особо. Какое-то время он приглядывался к Мелихесу и вскоре у него появились на неофита особые виды, однако самого ученика, умудрённый жизнью педагог, не стал посвящать в свои планы и замыслы. Н-Гуль был взят в эту поездку неспроста, чему он, поначалу зело возрадовался, но теперь, увидя, как беснуется Прокка, юнец горько об этом пожалел. Ему очень хотелось стать невидимкой. К его сожалению подобный фокус был ему пока недоступен (Кьялли-Яну, впрочем, тоже) или, на худой конец, забраться под сиденье и там переждать бурю. Последнюю идею он обдумывал особенно тщательно.