- Скажи-ка, служивый, - обратился добряк-людоед, к застывшему на пороге деду, - кто заполнял вот этот документ?
Старик кривобоко подошёл к столу, взял протянутую ему бумагу и, подслеповато щурясь, принялся её изучать.
- Осмелюсь доложить, бумагу эту своей рукой составил и заверил сам господин второй секретарь мессир Брехтоламью. А что она по сю пору на столе валяется, так то ему простительно... наверное... просто за делами господин второй секретарь запамятовали её в сейф запереть.
Маг раздражённо прервал старческий лепет:
- А ну волоки сюда эту канцелярскую крысу! - крикнул он. - Если в минуту уложишься ходить тебе в офицерских чинах уже сегодня.
Кто бы мог ожидать столько прыти от старого мерина?! Действительно в минуту уложился. Известный нам господин второй секретарь в своём коротком плащике с меховой оторочкой, в туфлях со знаменитыми серебряными пряжками и безмерно раздутым самомнением был представлен пред лютые очи хромого чародея с карминовыми зубками. Мессир находился в растрёпанных чувствах и был близок к смятению. Как тут не утратить душевного спокойствия ежели твой подчинённый без всякого почтения, едва ли не силой, волочёт тебя в канцелярию, не страшась никаких последствий. Брехтоламью даже попытался измыслить для разнуздавшегося старикана какое-либо наказание особой вредности, но не успел, путь до ранее обожаемого места службы оказался больно скор. И теперь он имел сомнительное удовольствие любоваться на таинственного фаворита самой Талогрины 1. Кьялли-Ян сосредоточенно пялился сразу в две бумажки, которые держал в руках и увлечённо разговаривал сам с собой:
- Надо же, ведь и сам не ожидал, а как пригодилось по наитию прихваченное донесение. Гляньте-ка, какое удивительное совпадение, и тут орк, и там - орк. Конечно, старая грымза со страху и сослепу могла и напутать. Опять же примем во внимание волнительность момента нарушенный сон и всё такое. Но уж очень описания схожи. Бабка покусителя, правда, демоном нарекает, однако... А-а, вот и вы. Как вас там?.. Брехто... Брихто... лампью.
- Брехтоламью, - нашёл в себе силы поправить колдуна неизвестно от чего перетрусивший чиновник.
- Вот уж без разницы. Если брать на веру эту вот бумагу, то в совсем недавнем прошлом рубежи державы нашей пересекли трое алагарских бродяг - человек, орк и гоблин.
- Как же, был такой случай. Я его хорошо помню. Всё оформлено официально, согласно букве закона. Лично мною, по всей форме, были зарегистрированы господа Гёз, много претерпевший от несправедливого алагарского правительства, Хряп - тусуйский орк с аттестатом о среднем образовании, по всем признакам малолетний растяпа и э-э... Дайте-ка собраться с мыслями... Да. Мудрак Ялохович Гоблин. Кажется так? Просто свихнутый гоблин с зачатками собственного достоинства.
- Хорошая характеристика, подробная. И что же эти м-м... господа были подвержены тщательной проверке?
- А как же! - оживился чиновник, собираясь воспрять духом. - Всенепременно были проверяемы, всенепременно и образом самым тщательным. Они ж имели здесь конфликт с... с тутошними хулиганами. Ничего особенного, так повздорили друг с дружкой. Но сержант Бухо, стражник многоопытный и заслуживающий всяческого доверия и уважения, посчитал нужным вмешаться и пресёк беспорядки на корню.
- Бухо? - маг бросил на стол просмотренные до дыр бумажки. - Старче, волоки его сюда. Знакомиться будем. Постой... Штатный чародей их подноготную проверял? Особенно этого Гёза. Проверял, лейтенант... Да, уже лейтенант. И колдуна тоже ко мне, до кучи, быстро. Значит мессир Брехлью, заарестовали вы алагарских дебоширов?
- Точно так, - на этот раз второй секретарь посчитал за благо не поправлять намеренно искажавшего его фамилию мага. Что-то ему нашёптывало, что на жизненном горизонте некоего чиновника Таможенного Догляда стали скапливаться облачка самого отвратного вида.
- И на какой срок, позвольте полюбопытствовать?
Вот оно и грянуло. Отпустили-то арестантов, почти сразу. Ровно через столько времени, сколько потребовалось для написания всех въездных документов и пересыпания монет из кармана в карман. Какая уж тут тщательная проверка! Окажись она таковой, каковой объявлена, сидеть бы окаянной троице в полузатопленном подвале полгода, не меньше. Успели бы, супостаты, заживо сгнить.
«Оно бы и к лучшему обернулось, - с тоской и безысходностью подумал чинуша. - А теперь что? Что теперь?»