Губы палача растянулись в змеиной улыбке, и он отвесил писцу шутовской поклон.
– Разумеется, – Ваалур вновь повернулся к пленникам, и улыбка застыла на его губах, превратившись в безумный оскал. – Начнём сначала. Назовите свои имена.
Писец принялся проворно строчить пером, записывая допрос.
Сердце перепуганной птицей билось в груди, руки и ноги похолодели от страха, но Эрик упрямо повторил, слизывая с губ солёную кровь:
– Иди к Оксу, отродье Бездны!..
Палач с наигранным сожалением вздохнул и пошарил на стоящем позади столе с пыточными инструментами. Его ладонь сомкнулась на тонком длинном стержне с мутно-серым кристаллическим набалдашником.
«Он что, решил меня пощекотать?..»
Заметив настороженный взгляд Эрика, Ваалур гаденько улыбнулся и охотно пояснил:
– Знаешь, что это такое, Изгой? Это стек. Камень в его верхушке называется глумом, он причиняет немыслимую боль любому живому существу. На самом деле я редко его использую, потому что мало кто может выдержать такую боль. Но… иногда я позволяю себе немного себя побаловать…
И от расплывшейся на его лице улыбки Эрика затошнило от ужаса. Всякие разумные мысли разом вылетели из головы, остался лишь чистый, первобытный, дикий животный ужас.
Облизав кончиком языка вытянутые в змеиной улыбке губы, Лысый легонько провёл стеком по груди Эрика. Казалось, он лишь слегка прикоснулся к коже, но грудь неожиданно обожгло огнём, будто по ней проползла огненная змея. Эрик закричал.
Ваалур довольно улыбнулся и отвёл стек в сторону, но тело в месте прикосновения глума продолжало пылать невыносимой болью, будто плоть плавилась под дыханием самой Бездны.
Такой муки Эрику не доводилось испытывать никогда, и он потерял сознание. Но даже там, в чёрном спасительном небытии Изгой продолжал испытывать эту жуткую боль, боль, от которой могла спасти только смерть.
Пришёл в себя Эрик от того, что его облили ледяной водой, и он снова услышал злобный голос мучителя:
– А теперь представь, что стало бы, если бы я прикоснулся чуть сильнее? Можешь мне поверить, твои страдания были бы намного ярче! Кристалл глума был создан в незапамятные времена некромагами Балтикуса для управления чудовищами Бездны. Стек способен укрощать демонов, а что по сравнению с ними ты? Жалкая тварь… Итак, я ещё раз повторяю: назовите свои имена.
– Иди к… – прохрипел Эрик, мысленно содрогаясь в ожидании новой порции неминуемой, всепоглощающей боли.
– Эрик, не надо! – оборвал его умоляюще-обречённый голос побратима. – Он прав. Они всё равно получат наше признание, – и эльф многозначительно добавил: – Но если тебе сломают ноги, ты не сможешь идти…
Услышав последние слова эльфа, Изгой встрепенулся. Для любого постороннего они звучали как одна из заумных поговорок, так любимых эльфами, но Эрик хорошо знал побратима, чтобы отгадать её скрытый смысл.
Между признанием и казнью пройдёт как минимум несколько дней, и, если Алориэль всё-таки решится действовать, будет лучше, если они смогут уйти отсюда на своих двоих.
Ваалур негромко, с удовольствием рассмеялся, подходя к эльфу.
– Единственное, куда ты пойдёшь отсюда – это на эшафот. Назови своё имя, эльф!
В голосе Лысого звучало торжество – похоже, он решил, что сломил волю пленников.
Эрик до скрежета стиснул зубы, не желая сдаваться. Но Эль был прав. Ваалур выбьет из них признание или замучает до смерти. Они были лишь пешками, безмозглыми орудиями, необходимыми для того, чтобы придать этому наспех слепленному делу хоть какое-то подобие правдоподобности.
– Моё имя - Эль, – с достоинством ответил эльф, презрительно глядя на Ваалура.
– Полное имя, эльф!
– Я лишился права на имя, когда покинул свой дом.
– Эльф-отступник, чудесно. Так и запиши, – ткнув пальцем в сторону писца, Лысый снова подошёл к Эрику. – Назови своё имя, изгой!
– Эрик-Изгой, – с ненавистью процедил юноша, сверля Ваалура изничтожающим взглядом.
Дальше последовало ещё несколько общих вопросов, на которые Эрик ответил сквозь зубы.
– Очень хорошо. Кто нанял вас для убийства его светлости эльфийского князя Альвильона? – едва сдерживая торжество, задал решающий вопрос Ваалур.
Эрик скрипнул зубами от злости, не в силах заговорить из-за душившей его ярости. Ну не мог, не мог он так просто сдаться! Пускай пытают!..
– Нас нанял архижрец Варток! – с отчаянной твёрдостью заявил Эль.
Палач довольно улыбнулся и опустил стек.
– Всё записал?
Писец кивнул.
– Хорошо. Как вы убили младшего князя Альвильона?
– Зарубили мечом, - процедил Эрик, задыхаясь от ненависти. Он ненавидел проигрывать, а когда ставка в игре – жизнь, проигрыш становится ещё горше.
– Видите, как всё просто, стоило ли упираться?.. - довольно хмыкнул Ваалур. – Увести их!
После прикосновения глума Эрик едва мог стоять на ногах и, когда его отвязали, он обвис на руках стражников. Друзей протащили по грязному тёмному коридору и бросили обратно в камеру.
– Ну вот и всё, брат, – раздался в наступившей тишине усталый голос Эля. – Пешки сдвинуты, ладья упала, и королю объявлен шах…
Потянулись долгие часы ожидания. Через некоторое время боль от прикосновения глумом прошла, и Эрик почувствовал себя вполне сносно, если не считать отвратительного привкуса крови во рту.
Сплюнув на пол, он осторожно принял сидячее положение, опасаясь, что боль в любую минуту может вернуться.
– Ты как, Эрик? – сочувственно спросил Эль из своего угла камеры.
– Жить буду, – мрачно буркнул Изгой, осторожно прикасаясь рукой к скуле. Зубы, вроде, были все на месте, и то хорошо. – Зачем ты признался?
– Нас бы пытали.
– Ну и что! Нас всё равно убьют, но так они хоть признание бы не получили! – с ненавистью воскликнул Эрик.
Эль мрачно усмехнулся.
– Поверь, в руках палачей поют даже мертвецы.
Изгой собирался ответить, но запнулся и промолчал.
«Эль прав. Ваалур всё равно записал бы это оксово признание, а наши искалеченные пытками тела были бы чудесной подписью под ним».
– Ты думаешь, Алориэль нас спасёт?
– Я не знаю…
Время шло – получив вожделенное признание, о друзьях как будто забыли. И Эрик уже начал впадать в отчаяние, решив, что им с Элем придётся провести в этой гниющей яме остаток своих дней, как о них всё-таки вспомнили.
Коридор осветился огнём факелов, вдалеке послышался топот тяжёлых шагов. Эрик сощурился и, прикрывая глаза от яркого света, отвернулся к стене.
Загрохотала решётка, и в камеру вошли четыре дюжих стражника. Двое из них держали пленников под прицелами арбалетов, как и ещё четверо их оставшихся в коридоре товарищей, а двое принялись проворно связывать им руки.
– И куда вы нас ведёте? – спросил Эрик самым любезным тоном, на который только был способен, следом за стражниками переступая порог камеры.
– На казнь, – коротко ответил один из солдат и весьма нелюбезно пихнул его в спину.
Сердце Изгоя упало. Едва удержав равновесие, юноша механически продолжал переставлять ноги, тогда как его мысли были далеки от этих серых, мрачных стен.
«Значит, вот и всё. Ещё несколько минут, и нас с Элем казнят, бросив наши жизни на доску чьей-то игры».
В эти последние минуты в душе Изгоя чистым пламенем горела ненависть. Ненависть и желание во что бы то ни стало отомстить тем, кто распорядился им с побратимом, как пешками, кто пожертвовал ими, чтобы выиграть в этой дурацкой игре, правил которой он даже не знал, и в которой никогда не желал участвовать. «Интриги королевского двора» – Эрик сотни раз слышал эту фразу, но у него никогда и в мыслях не было, что однажды он сам запутается в сетях одной из них.
Нацепив на головы друзей мешки, стражники грубо затолкали их в простую деревянную повозку, крытую небелёным холстом. На какое-то время их оставили в покое. Помотав головой, Эрик попытался скинуть мешок, но не тут-то было – грубая, отвратительно воняющая ткань лишь ещё плотнее прижалась к лицу.
– Эль, – позвал Изгой, поразившись, как глухо звучит его голос.
– Да? – раздался сбоку безучастный голос побратима.