Кира слышала, как в передней Григорий Иванович вполголоса разговаривал с женщиной. И какая эта названая мать, с которой Кире придётся перенести много трудностей и лишений? Будет ли она ей настоящим другом, каким была в её жизни бабушка?
Григорий Иванович открыл дверь и сказал:
— Проходи, проходи, познакомься с нашей дочкой. Такая же девчонка с косами, какой я знал тебя. И даже похожа.
Кира встала со стула и обмерла: в дверях стояла её бабушка.
— Ты зачем здесь? За мной?
— А ты как сюда попала?
— Э, да вы, оказывается, знакомы? — удивился Григорий Иванович.
— Это ж моя внучка, Кира, я тебе о ней говорила.
— Нет, теперь это уже не внучка, а родная наша дочка. — Григорий Иванович снял очки, вынул из кармана платок и стал протирать их. — Райком комсомола нам её рекомендовал.
Оркестр
(рассказ сына)
Обычно я стараюсь выехать на работу с первой электричкой, что-то около половины пятого утра. Поезд из Текстильщиков до Курского вокзала доставляет меня за десять минут. В это время в поездах и на улицах свободно и спокойно, телефоны в лаборатории молчат, и можно несколько часов заняться настоящим делом. Я люблю свою профессию радиоконструктора, иначе чего бы я вставал в такую рань. Без этой работы я не мыслю себе жизни.
А в то июньское утро я приехал на Курский вокзал около десяти часов. Сошёл с поезда и сразу попал в людскую круговерть, которая увлекла меня навстречу маршевой музыке.
Когда-то в детстве па первомайской демонстрации в Смоленске, услышав звуки марша, я обмирал от восторга, останавливался, а потом со всех ног нёсся за оркестром. Это радостное состояние невозможно ощутить, слушая оркестр по радио или записанным на плёнку, его можно почувствовать, только шагая с оркестром рядом.
И сейчас меня потянуло к нему. Вижу, в окружении армии родителей движется батальон пионеров, отъезжающих на летний отдых. Духовой оркестр впереди. Пристроился, пригляделся к музыкантам Играют без нот. На груди покачиваются и позвякивают медали. У кого «За оборону Ленинграда», у кого — Севастополя, Северного Кавказа, Советского Заполярья, «За взятие Будапешта», Кенигсберга, Вены…
Все музыканты постарше меня лет на пять — десять. У фанфарного трубача нет руки, пустой левый рукав заправлен под ремень, второй трубач — на костыле, у флейтиста четыре нашивки — за тяжёлые ранения. Прикинул — все их награды, вместе взятые, превысили бы количество нотных знаков исполняемой песни.
А по перрону, освещая его белизной рубашек, огоньками галстуков, сиянием глаз, шагают пионеры, рота за ротой, взвод за взводом… нет, простите, отряд за отрядом, звено за звеном…
Да сегодня же 22 июня!
«Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры дети рабочих!»
Столько лет прошло, а песня эта берёт за душу, и так хочется сбросить с себя груз лет и недугов.
— Куда отправляются пионеры? — спросил я музыканта, когда он опустил свою флейту.
— В Бердянск, в пионерлагерь.
Сердце бешено забилось.
— В Мерликовую балку?
Но флейтист приложил мундштук к губам, мигнул карим глазом, подал знак, и оркестр грянул: «…До старта остаётся четырнадцать минут».
Началась посадка в вагоны.
Этой песни в мои пионерские годы мы не знали. Не было её и не могло быть. Будущий Колумб Вселенной, мой земляк Юра Гагарин, учился тогда мастерить бумажного змея, мечтая запустить его выше облаков, и готовился идти в первый класс школы. А мы тогда усваивали на уроках химии, что атом — самая малая и неделимая частица вещества.
Да. Это было 22 июня 1941 года…
На рассвете меня разбудили петухи. Обыкновенные деревенские петухи, которых на улице Горького в Москве не услышишь. Загоготали гуси, закудахтали куры. В этот оркестр вступили ударные звуки топора. Я натянул одеяло на голову, а потом отбросил его, сел на кровати и стал соображать. Итак, окончен восьмой класс.
Только вчера утром мы переехали на дачу. Сняли деревенский домик на берегу Истры. Целый день помогали бабушке и тёте Нюше разбирать вещи, мыть, прибирать.
А сегодня мы с Мишкой отправляемся на Азовское море. Я подбежал к кровати приятеля и стал по его голой пятке выстукивать пальцем точки и тире: «Пора… вставай!» Мишка брыкнулся и, не открывая глаз, простучал по спинке кровати азбукой Морзе: «Отстань!»
— Миш, ты что, забыл, какой сегодня день? — спросил я.
— Какой-какой, дай поспать. — Мишка сунул голову под подушку.