Шаманка, закусив губу, тихо рыкнула, и стоявший немного в стороне страж, покачнувшись, помотал головой, пряча зажёгшиеся нездоровым блеском глаза, перехватил копье и напал на таких занятых копейщиков. Они заорали, с трудом изворачиваясь от нового врага в толчее рыхлого строя. Со спины к скаре пробился молодой жрец с чьим-то макуатлем и одним взмахом вбил его в спину монстру. Скара выронил копье и, выхватив нож, стал неуклюже пытаться вывернуться и достать до противника, таская за собой орущего от ужаса жреца, намертво вцепившегося в рукоять меча. Скару со всех сторон били копьями стоящие вокруг, и он наконец повалился. Жрец, судорожно всхлипывая, с трудом вырвал макуатль и, захрипев, с плеча рубанул по рядом стоящему стражу. Знакомо завыл и закрутился в танце смерти, щедро одаривая бывших соратников тяжеловесными плюхами и так же щедро получая в ответ.
Такое повторялось раз за разом, Шаманка пятилась и, скрипя зубами, все продолжала поднимать скар. Поредевшая сотня храмовой стражи сейчас уже не наседала на нее, а устало и обреченно резала сама себя.
Жрец, обливаясь своей кровью из разорванного Быстрым горла, наконец извернулся и, зацепив его когтями, через голову с трудом стянул с себя, и, шипя от напряжения, тяжело просто впечатал его в земляной пол зала. Со свода посыпались ветки и мусор, Шаманка оглянулась, сразу потеряв контроль за скарами и быстро теряя их. Не обращая на меня внимание, жрец насел на варга, вколачивая его в пол. В него с визгом влетела ожившая Таша, и мы все воющим комком зубов, когтей и клинков покатились к стене, с грохотом впечатавшись в нее. Я сломал один из клинков, оставив его где-то в туше жреца и от души приложился об стену. Жрец двумя руками поднял за горло Ташу и, рыкнув, откинул ее в противоположную стену. Пролетев через весь зал, она упала у стены и задергалась, беззвучно открывая и закрывая пасть. Вцепившись когтями в мохнатое ухо жреца, я раз за разом вбивал в него свой клинок, пытаясь достать до мозга. Воя, он сграбастал меня своей лапой, оторвав с куском уха, и с хрустом сломав ноги, несколько раз приложил об пол. После чего запустил в поднявшую голову Ташу. Отлетев от ее бока, прокатился по полу и замер, пытаясь понять — жив ли я.
В глазах все плыло, в теле, казалось, не осталось ни одной не сломанной кости, и я просто выключил боль, сжигая остатки сил в благостном бесчувствии. Зрение рывком вернулось, рассеянное и плавающее, но достаточное, чтобы понять, что и жрецу досталось. Тяжело хрипя, он заталкивал в себя сизые потроха, что вывалились из его разорванного брюха. Это Таша успела перед полетом в стену, вися в его лапах, задними ногами вспороть его почти от груди.
Возле моего лица стукнул об камень посох, скосив глаза, я посмотрел на Шаманку. Она опять стала горбатой и изможденной старухой со встрепанными космами грязно-седых волос. Тяжело навалившись на посох, она наблюдала, как жрец, с трудом ковыляя от столба к столбу, потрошит пленников, на глазах оживая.
— Это, наверное, все? — голос ее был, устал и скрипуч. — Славно повоевали. Стражи у него больше нет.
Я услышал нотки вымученной гордости за сделанное. Почувствовал, что у меня немного и с трудом работает одна рука, оперся на нее и сел, привалившись к тяжело вздымающемуся боку Таши. Выплюнул себе на грудь крошево зубов пополам с кровью и оскалился ей в усмешке.
— Мы для него самое вкусное, быстро не умрем. Убей меня.
Сломанная челюсть и полное отсутствие зубов, сильно меняет голос и произношение, но она меня поняла. Кивнув, повела глазами в поиске оружия и, вспомнив, потянула из ножен свой нож на поясе. Прижавшись к мохнатому боку варга щекой, спокойно попрощался с ней, получив в ответ волну горького сожаления и просьбу простить их. С трудом потерся о шерсть щекой, утешая этого замечательного зверя, и кивнул Шаманке. Закусив губу, она шагнула ко мне, сжимая подаренный мной нож.
— И меня убей, — неожиданно раздавшийся шепот заставил ее вздрогнуть. Со столба, что стоял рядом с нами заговорил, казалось, давно умерший человек, — и меня убей. Тебе ведь не трудно, женщина. Один раз ножом махнуть.
У Шаманки загорелись глаза и, метнув в меня безумный взгляд, она шагнула к мученику. Когда-то крепкий и сильный мужчина, он сейчас обессилено висел на ремнях, тяжело дыша истерзанной грудью, и из последних сил тянулся вверх, подставляя шею.
Доковыляв до него, она почти прижала свое лицо к его кровавой маске и прошептала.
— Хочешь умереть? — пленник закивал головой, скаля черные от крови зубы, — хочешь отомстить? — он удивленно вгляделся в ее лицо и теперь уже медленно кивнул, сжав губы.