Стоящая рядом Ая заворчала и потянула со спины свой щит, остальные мои воины, настороженно оглядываясь, начали поудобнее перехватывать оружие.
Стоящая в группе своих соплеменников Таур беспокойно забегала глазами по нашим лицам.
Отчетливо запахло кровью и смертью.
И тогда я, сняв со спины корзину, сунул ее в руки обалдевшей от удивления высохшей от голода ближайшей от меня самке уруку.
— Не урони, — машинально схватив корзину и чуть не уронив лук, она прижала ее к груди и, раскрыв рот, удивленно захлопала на меня глазами.
— Подарок, — после чего сел на землю и стал перевязывать свои сандалии.
Столпившиеся, ощетинившиеся орки все дружно уставились на меня. Из-за стенок высунулись уруки и тоже молча замерли. Стоящая с корзиной лучница перехватила ее поудобнее и уткнулась носом в нее, с наслаждением вдыхая запах вяленой рыбы. Остальные уруки, внюхиваясь, опустили оружие.
Завязав сандалий, я толкнул лучницу, оторвав ее от занимательного занятия.
— Тебя как зовут?
— Чуаа, — не задумываясь, ответила она и, опомнившись, тряхнув головой, назвала себя полностью, слегка поклонившись, — я Чуаа, десятник лучников рода Урук.
Встав на ноги, я ей ответил.
— Я Ходок, вождь родов Верхних, Нижних, и Болота Костенки. Мы пришли к вам, не хотим драться, это, — я показал на корзину, — подарок.
Общее напряжение спало и орки с обеих сторон опустили оружие.
— Ты и есть тот пришедший из Костяного ущелья воин?
К нам протолкался еще один урук, молодой самец с разрубленной и зашитой грубыми стежками щекой, с той же стороны, как и у меня.
— Ты заберешь у нас щенков себе и будешь их кормить?
— Да, заберу их себе в род и буду их кормить, как членов моего рода. Как тебя зовут воин?
Смутившийся урук, стукнул себя в грудь кулаком и назвался.
— Теперь меня зовут Рваный. Значит, и тех, кто даст тебе клятву, ты тоже возьмешь в свой род.
— Да, и я бы хотел увидеть всех, кто принял мое предложение быстрее, мы, — я показал на моих орков, затягивающих на веревках свои корзины, — принесли им еду.
Уруки загудели, с жадностью разглядывая и принюхиваясь.
— Не путайся под ногами, Болтун, — Таур отпихнула в сторону от меня Рваного, — то, что ты получил новое имя, не укоротило тебе языка, не туда попали Егеря, не туда. Помогите нашим гостям поднять их дары, — уруки дружно направились к моим на помощь.
Вместе с Таур и Чуаа мы отошли в сторону, и она нам быстро рассказала новости рода.
После отъезда Таур самки и самцы, решившие перейти в мой род, перебрались ближе к воротам в Осадный Лагерь, который притулился у основания стены и был виден отсюда. За несколько дней перенесли всех щенков, что дали согласие, а также согласившихся раненых и больных. Привезенная еда сейчас почти закончилась, и наш приход был просто спасением.
В лагере сейчас поднялась суета и беготня.
А оставшиеся в основном лагере приняли решение выживать сами.
— Кто там сейчас Старший?
— Углук, он так и не встал путем, но и свергать его некому, Варатана ты убил. А остальным нет уже дела, кто сейчас Старший. От голода они отупели и ничего не понимают, только упрямство держит их в этой жизни.
— Много их там осталось?
— Десятка три воинов, два десятка самок, еще столько же больных и несколько десятков щенков.
— Мы можем с ними поговорить?
— Зачем? — Чуаа была искренне удивлена, — они все решили. Скоро будут у Темного.
— Я так хочу. Возьми еду, накорми всех, кто в лагере. И начинайте спускать всех за ворота. Иди, — Чуаа, кивнув, заспешила вниз.
— Таур, ты тоже думаешь, что нам незачем идти в ваш основной лагерь?
— После всего, что я видела, я не знаю, зачем тебе это нужно, но я пойду с тобой, Вождь.
— Ая, возьми лапу покрепче, с полной ношей, идите вниз и ждите меня. Я хочу увидеть лагерь уруков. Пойдем, Таур.
Через три часа мы подходили к основному лагерю рода Урук. Это я, моя свита с Таур и пятеро самых рослых орков охраны, мы несли по полной ноше еды.
Закончив разговор на стене, спустившись в осадный лагерь и наскоро осмотрев толпу шатающихся от слабости орков, с надеждой вглядывавшихся в мое лицо, приняв у всех клятву и приняв их в род, ушел в глубину ущелья.
Местность, по которой мы проходили, выглядела лучше только тем, что деревья не вырублены и не сожжены. Но и здесь везде видны были следы голода. Прошлепав по неглубокой заводи, образовавшейся из разлившейся реки, мы всю дорогу шли по разоренной земле. Даже трава была выкопана и съедена, деревья стояли голыми.