— Точно? Помнишь, как тебя зовут??
Хмыкнув, уже относительно спокойно и своим голосом отвечаю ей.
— И свое помню, и твое имя помню. Слезай с меня, Суйта. И нож от уха моего убери. А то сейчас сюда Чада и Урта бегут, могут понять неправильно.
Суйта, очень ловко размотавшись с меня, уселась и стала ожесточенно чесать голову, мгновенно спрятав в волосах короткое лезвие плохонького железного ножа. Влетевшие в дом Болотники резко встали, удивленно разглядывая голую Суйту, и меня, пытающегося встать, опираясь на подгибающиеся руки. Еще через мгновение также быстро исчезли, утащив с собой пытающихся пролезть вперед посыльных и Аю.
С трудом сев и откинувшись на саманную стену, помотал головой, стараясь прогнать черные круги в глазах, и снова едва не упал лицом вниз, подхваченный Суйтой. Прижав меня к своей груди, она сунула мне в рот край чашки и держала ее, пока я, стуча зубами о край, жадно пил воду.
— Часто у тебя так?
— По-разному.
Она старательно укутала меня в один из плащей Болотников, служивших нам покрывалом. Укутав меня, стала сама одеваться и, собравшись, села напротив.
— Будь осторожен, Вождь. Ты ходишь по краю. Я такое видела не раз. Скара в тебе рвется на волю. Спасибо тебе за подарок.
Она хлопнула себя по поясу с висящим в петле новым втульчатым топором, изделием из нашей кузни.
— Я выполню твое поручение. Я возьму в глаза проход к Урукам.
Она растворилась в темноте за дверным проемом. Как только ее шаги утихли, в дом сунулся Чада и с вопросом посмотрел на меня. Я кивнул ему, и в доме стало тесно. Мне помогли сесть, влили горячий настой от Тзя и помогли одеться.
Я еще немного посидел, вспоминая прошедший день, гулянье орков, как всегда самозабвенное и непривычно для них самих шумное. Болотники, вдруг осознавшие, что можно быть громкими, оторвались от души.
И Суйта, странная и непонятная одиночка, с ее аурой неподдельной уверенности и силы. Скупые движения. Ухватки воина и немалое количество шрамов, что я позже разглядел вблизи. Наш разговор и мое предложение стать заставой. И потом ночь.
— Все готово?
Все дружно закивали и с готовностью замерли. Еще раз оглядев свою свиту, шагнул на выход. Пройдя по пустому поселку, вышел к спуску, где уже казалось очень давно, я ждал Тревора. На воде стеной стояли десятки разномастных лодок. Очень тихо стояли. Казалось, что вся река светилась от сотен пар глаз. У нас за спиной встало больше лапы орков с барабанами. И замерли в ожидании.
— Урта, ты Старший. Тебе и вести ритуал.
Орк, блеснув в мою сторону глазом, низко поклонился, принимая поручение, и горделиво выпрямился. Неторопливо достал свой топор и нож и, подняв их над головой, замер на мгновение. В установившейся тишине все услышали, как неподалеку квакнула припозднившаяся лягушка, и как над головами просвистели летящие на дневку утки.
Скрипучим, сорванным на Пристани голосом Урта начал петь. Пропев короткий куплет-вступление, обращение к Матери-Болоту, он высек искру, звонко ударив свое оружие. Слаженно зарокотали барабаны, от реки звонко ответили голоса самок, выпевая хвалебную песню щедрости и доброты к своим детям их Матери. По воде ударили весла и среди лодок засновало несколько малых, неся на себе сидящих с широким плетеным подносом самок. Это уже были заслуженные матери со шрамами от потерь на щеках, расписанные по всему телу узорами и знаками, сейчас неподвижно сидящие на носу лодок с блюдами в руках. Гребцы лодок, с масками на лицах, умело вели их через скопище разнообразных лодок разных Родов, с каждой из которых стоящие в полной рост Старшие бросали свой дар Болоту на блюдо Матерей. Самые разные дары, от искусно вырезанных из кости браслетов и бус, что замещали собой средства обмена на Болоте, и до грубо связанных украшений из кожи и перьев, что старательно делали неумелые руки. Все это несли, везли и сейчас бросали на блюдо Матерям, склоняясь в поклоне и провожая их песней-молитвой. Обойдя все лодки, три лодки собирателей даров подошли к берегу и замерли перед нами. Урта и Чада, войдя в воду, положили в кучу даров по своему подарку, по меркам Болота щедрому и яркому. Средняя лодка ждала меня.
Вынул из сумки заранее отобранный в ходе долгого препирательства самыми уважаемыми Болотниками всех Родов дар, компромисс между желанием угодить Болоту и смертельной борьбой с привычной скупостью. Короткий кухонный нож из трофеев, что едва не в драку выбрали из добычи. Дикие ушли в это время подальше, дабы не травить себе душу от приступов жадности.