— Мда, прям полный совет. Можете бежать обратно. Я жив, — кивнул в сторону шаманки, кучей грязных тряпок лежащей на полу, — она тоже. Ая, тащи подарок. Остальные вон. Тзя, помоги.
Отвернувшись от ломанувшихся на выход орков, передвинулся к шаманке. Перевернул ее и придержал, пока Тзя вливала в нее часть своих снадобий. Когда она закашляла и задергалась, потряс ее за плечи. Открыв глаза, она сверкнула на меня взглядом полным беспомощной ненависти.
— Ты меня обманул.
— Нет, не обманул, просто недоговорил. Ты и не спрашивала. За свою долгую жизнь ты привыкла, что у тебя нет соперников. И забылась.
— Что теперь?
— А ничего, — я беспечно махнул рукой, — я знаю о тебе, ты кое-что знаешь обо мне. Будем жить. Если ты захочешь. Хочешь?
Помедлив, она кивнула.
— Что ты хочешь от меня, чем я могу ТЕБЕ помочь.
— Чем, чем. Тем, что у тебя лучше всего получается. Тзя, сходи придержи Аю с подарком. Мы тут немного еще посекретничаем.
Дождавшись ухода, повернул голову к шаманке.
— Моему роду нужна опора на знакомые понятия, поверья и легенды. А точнее нужна шаманка рода. Другой, — я помахал кистью перед её лицом, — нет. Только ты. Тебе ей и быть. Со всеми обязанностями и служением.
— Ты и сам великий шаман, намного сильнее меня. Зачем я тебе?
— Я не шаман, — я наклонился к ее лицу, — и победил тебя не я. А то, что мне засунули сюда, — я постучал себя по голове, — и поверь, я не рад этому. Управлять я этим даром не могу, да и пользы от него чуть. Не думаю, что мне его засунули, зная о тебе. А носить его тяжело, и без него голова кипит. Так что решай.
— Я еле жива. Пить орков ты мне не дашь, — я кивнул, — а без подпитки мне жить еще неделю.
— Решим мы твою беду. Тзя! — я крикнул в проход норы, — тащите подарок. Только ты не перестарайся. Договор.
Жадно прислушивающаяся шаманка, открыла глаза и, облизнувшись, протянула мне иссохшую руку.
— Договор, клятва. Я шаманка твоего рода. Ходок — ты мой Вождь.
Глава 14
Большой лагерь. Лечим Углука. Ходок
Сидевший с внешне невозмутимым видом в моей землянке Углук приподнял бровь, увидев в каком составе, мы пришли к нему.
Кивнув ему, я осмотрел висевшие над очагом котлы с кипевшими в них настоями и, кивнув, начал распоряжаться.
Пришедшая с нами Шаманка, невозмутимо прошла к нему и, кивнув, ощупала его ногу. Повернувшись ко мне, жестом задала вопрос.
— Да, думаю, что получится. А Темного — ты попроси.
Она кивнула мне в ответ и тоже стала готовиться. Посыльные притащили ее вещи, старательно собранные ими в лагере уруков и, уложив перед ней тюк, присели в сторонке, опасливо косясь на нее.
Разобрав его и тихо ругаясь сквозь зубы на неучей с кривыми лапами, она выложила, что ей необходимо и начала наряжаться. Набор ее, как шаманки, был не очень богат. Небольшой нагрудник из пожелтевших костей и несколько резных браслетов. Подозвав пришедшую к нам Таур, они пошептались и организовали еще один малый костер в медном котелке. Вытащив из тюка небольшой, потрепаный бубен, она пару раз стукнула в него костью и, поморщившись, передала его Таур.
Поставив перед Углуком котелок с углями, кивнула Таур и медленно пошла по проходу между лежанками, Таур начала отбивать ритм ее шагов. В лагере мгновенно затихли все работы. Шаманка пока еще тихо запела.
Едва понятный речитатив, сплетающийся в заунывный напев, ненадолго прерывающийся и вновь повторяемый, мерный ритм, отбиваемый в бубен. Таур подхватила напев, с улицы его пока еще тихо подхватили несколько голосов. Убедившись, что его поют и без нее, шаманка начала выпевать заклинания. Кружась во все ускоряющемся танце, она выкрикивала их, изредка бросая на угли разные порошки, по запаху травы и грибы. Облака резко пахнущего дыма охватывали сидевшего Углука, он, закрыв глаза, раскачивался из стороны в сторону. С улицы песню подхватывали новые голоса. В нее общим фоном влился гудящий звук, это самцы уруков горловым пением включились в общий хор. Притопывающая и вопящая шаманка все ускорялась, просто кружилась на месте.
Резко оборвав пение, замерла на месте и, сев на пол, загудела горлом, ее поддержали с улицы. Густой вибрирующий звук множества голосов самцов, прорезаемый звенящими выкриками самок. У меня шерсть на теле встала дыбом, мои помощницы, все, закрыв глаза, топтались на месте, ритмично топая в пол и подпевая. Еще пару минут в лагере звон голосов лез все выше и выше и, оборвавшись на самой высокой ноте, прекратился.