— Откуда вы знаете?
— Да это же очевидно: ему было сорок пять!
— Да не об этом! О том, что я надеялась?
— Потому что я — это ты.
Она покачала головой:
— Вы сумасшедший!
— Конечно! — отвечал он, смеясь. — Но не мое безумие «нашептало» мне все эти тайны. Не думай о моем душевном равновесии: сейчас под угрозой твой разум!
Алине показалось, что этот дикий разговор парализовал ее, так что она даже забыла дышать. Она заставила себя расслабить плечи, выдохнула и попыталась вернуть способность мыслить трезво. Как правило, я воспринимаю чужие идеи: я говорю, мне отвечают, это называется думать и вести диалог — привычная деятельность. В некоторой степени эти действия составляют основу моей профессии. В конце концов, этот молодой человек говорит о вещах, хорошо мне знакомых, и они не новы и не безрассудны. Я всегда знала, что нарочно разбила графин. Будем точны: в том, что он мне говорит, нет ничего из ряда вон выходящего, удивительно лишь то, что он говорит мне это, то есть он об этом знает. Так, проблема описана и разбита на части — остается ее решить. Тут Алина вспомнила о научно-фантастическом романе, который читала в поезде, и взбодрилась.
— Значит, вы — телепат?
Орланда, не читавший «Тьму над падающей землей», изумленно уставился на нее:
— Телепат?
В этот момент он вспомнил о походе в книжный магазин Смита и расхохотался:
— Изумительное предположение! Вся проблема сводится к тому, чтобы выяснить, верите ли вы в телепатию, после чего мы займемся столоверчением. Жаль, что этот стол — не круглый.
— Вы не можете всего этого знать. Но знаете.
— Следовательно, я — это вы.
Алину пробрала внутренняя дрожь.
— Я был вчера вечером на улице Флоренции, потому что прекрасно помнил, что ты должна была там ужинать. Жельфюсы пригласили нас две недели назад, но ты уехала в Париж, и пришлось отложить все на неделю. Ты знала, что там будет Жаклин, потому-то и отправилась в английский книжный магазин за Мэрион Циммер Брэдли — она вечно жалуется, что никто не разделяет ее пристрастия к научной фантастике, и ты решила, что книга доставит ей удовольствие. Но в поезде книга была у тебя, — следовательно, я ее не читал, так что ты должна будешь дать ее мне. Уверен — мне она доставит куда больше удовольствия, чем тебе, — я не так рационален.
— Как вы можете быть мной? — пролепетала в ужасе Алина.
— Это проще простого: я покинул тебя в тот момент, когда ты пила «Бадуа», и переместился в красивого парня, который подошел к тебе за аспирином.
Если бы молодой человек — пусть даже и очень привлекательный — начал рассказывать то, чего никто не может обо мне знать, уверена, я начала бы трепыхаться и метаться в поисках приемлемых объяснений, но никогда не приняла бы идеи, что он — это я. Я чувствую, что Алина не слишком сильно сопротивляется, и это кажется мне странным — ведь она так рассудительна! Я не права. Не стоит забывать, что разделение свершилось именно в ней, она имела эту странную власть и употребила ее.
Правда, действовала она неосознанно, и теперь у нее этой силы нет. На вокзале Алина почувствовала боль, когда Орланда ушел и спустился в метро. Теперь, сидя перед вазочкой с растаявшим мороженым, она поражена, напугана, но боль, терзавшая ее много дней, ушла. Пусть она этого и не осознает, но облегчение влияет на ее настроение, за ужасом скрывается разрядка, тот изумительный покой, что всегда приходит к нам, когда отпускает боль. Она внимательно вглядывается в смеющееся лицо, глядит в легкомысленные светлые глаза и пытается размышлять.
Она едва помнила об аспирине. Алина собралась и вызвала в памяти образ какого-то парня, у него еще был больной вид — бледное лицо, жесткие, торчащие в разные стороны волосы. Неужели она, раздраженная чтением «Орландо», не просто вздохнула, не только подняла голову, но и сделала что-то еще? Вот он внезапно оказался перед ней и что-то говорит о головной боли. Она ничем не дала понять, что считает экстравагантным поступок человека, обратившегося за аспирином к незнакомой женщине, хоть и понимала, что это не совсем нормально. «Уверена, если бы я вдруг встала и подошла вон к тому господину за столиком напротив, который ест мороженое вместе с детьми, чтобы сообщить ему, что у меня болит голова, он бы просто обалдел, но не стал бы шарить по карманам в поисках аспирина, а отправил бы меня в аптеку на углу. Значит, для меня было естественным ответить?»